Последний барон был выше остальных и ненамного уступал Бордонкаю в росте. Судя по ширине его панциря, и в плечах он был ненамного уже, чем исполин. Его скелет сохранился лучше остальных и был весь увешан золотыми украшениями.
Сражаясь с ним, Каэ чувствовала, что плечи ломит, в висках стучит кровь, а перед глазами начинают плыть пятна. Она чуть было не споткнулась и не потеряла то небольшое преимущество, которое выиграла в самом начале поединка, задавая барону свой темп сражения. Сознание того, что это страшное существо вот уже пять столетий охраняет ущелье, превращая путников в такие же безглазые белые скелеты, как и он сам, наполнило Каэ чувством негодования. Она сразу же почувствовала себя значительно лучше — открылось второе дыхание. Теперь она фехтовала, как в зале на тренировках, — не сражаясь за свою жизнь, но исполненная желания победить. Мечи Гоффаннона пели и стонали в сгущающихся сумерках. Наконец правый клинок принял на себя удар барона, а левый перерубил тонкий и хрупкий позвонок в том месте, где заканчивался нагрудный панцирь. Барон рухнул к ногам Каэтаны сломанной куклой, а она тремя молниеносными и точными ударами прекратила его существование как единого целого, оставив позади себя груду слабо шевелящихся костей и чеканного металла.
Запыхавшиеся бойцы медленно пересекали ущелье Девяти Баронов, в котором больше не стояли на страже грозные мертвецы. Каэтане их было очень жаль, хота причины этой жалости она не смогла бы толком объяснить.
— Вы совершили невозможное! — восхищенно прошептал Эйя, которому оставалось только идти следом за йнгевоном и госпожой и наблюдать, как они уничтожают врага.
— Это Бордонкаю спасибо, — откликнулась Каэтана. — Самое главное было выбраться с тропинки на площадку, а все остальное уже несложно.
— Ну да, несложно, — возразил Воршуд. — Видели, сколько там скелетов, доспехов и оружия валялось?
— Их воспринимали как живых противников, — объяснил Джангарай. — Живых противников, которых нельзя убить. И потому боялись.
— А вы?
— А мы понимали, что они уже мертвы. — Джангарай вопросительно посмотрел на госпожу, но она не возражала. — Мы просто шли.
— Просто шли, — подтвердила Каэтана.
Они миновали ущелье и выбрались с другой стороны скал, с которых сбегал веселый поток и небольшим водопадом обрушивался вниз, к темнеющему лесу. Его громадное пространство простиралось от подножия скал до самого горизонта. Впрочем, в свете закатного солнца линия горизонта была видна очень смутно.
— Где будем ночевать? — спросила Габия. Все уставились на Каэтану, но она отмахнулась:
— Где угодно.
— Тогда здесь, — сказал Ловалонга. — Здесь нас никто не потревожит.
Когда утром следующего дня они спустились со скал уже по другую сторону ущелья Девяти Баронов, альв, ступив на плотный и темный ковер мха, вздохнул:
— Ну вот, опять болото. Бордонкай, может, ты все‑таки полюбишь болота?
— Зачем? — изумился гигант.
— А затем, что мне начинает казаться: всю оставшуюся жизнь мы проведем на болотах.
— Ну, знаете ли! — взревел Бордонкай.
— И где, интересно, находится город джатов? — спросила Габия.
— Одни боги ведают, ‑безмятежно откликнулся Джангарай.
— А как же мы можем в него не попасть, если не знаем, где он?
— Посмотрим. — Ингевон широко шагал по мху, погружаясь в воду по щиколотку. — Так ведь это не болото, а сплошное удовольствие, если сравнивать его с болотом Аллефельда.
Всходило солнце, освещая лучами изумрудную зелень Тор Ангеха. Здесь царило буйство красок и запахов. Огромные деревья возносили ввысь свои пышные кроны. Великолепные цветы — яркие, крупные и невероятно душистые — усыпали пышные кусты. Стволы деревьев были увиты лианами и какими‑то неизвестными ползучими растениями с мелкими и, как оказалось, колючими листьями.
Под ногами во все стороны разбегалась мелкая шумная живность. Диковинные птицы пели на разные голоса, отчего на душе становилось празднично и легко.
Однако идти по мху по щиколотку в воде оказалось делом утомительным; едва солнце поднялось над горизонтом, как в лесу наступили духота и жара. Удушливые испарения поднимались от влажной почвы, тучи жужжащих надоедливых насекомых начали отравлять путешественникам жизнь. Они задыхались от непривычной влажности, истекали липким потом и уже спустя несколько часов с ног до головы были заляпаны грязью.
— Кошмар какой‑то, — пожаловался альв. — На первый взгляд казалось так красиво. А тут, знаете ли, всякой гадости не меньше, только еще и жарко в придачу.
— Я бы, кажется, кожу снял, — сказал Джангарай, вытирая мокрый лоб грязной ладонью, отчего по всему его лицу прошла широкая коричнево‑черная полоса.