К весне 1918 года в подвале оставались в живых вместе с Владеком только шестнадцать из двадцати семи заключённых. К барону все относились как к хозяину, а во Владеке видели управляющего. Больше всего Владека беспокоила любимая Флорентина, которой исполнилось двадцать. Она уже давно отчаялась и была убеждена, что до конца своих дней останется в подвале. Владек никогда не признавался в её присутствии, что и он оставил надежды, и хотя ему было только двенадцать, он тоже начинал сомневаться в том, что имеет право на будущее.
Однажды вечером в начале осени Флорентина пришла к Владеку в большую комнату подвала.
– Тебя зовёт барон.
Владек быстро поднялся, предоставив раздел еды старшему слуге, и пошёл к старику. Барон испытывал сильную боль, и Владек с убийственной ясностью – как будто в первый раз – увидел, как болезнь разъела тело барона, превратила его в скелет, покрытый зелёными пятнами. Барон попросил воды, и Флорентина подала ему наполненный до половины кувшин, стоявший на кирпиче по ту сторону каменной решётки. Когда он перестал пить, то заговорил медленно и с видимым усилием.
– Ты видел смерть так часто, что ещё одна не будет значить для тебя слишком много. Признаюсь тебе, что я не боюсь покинуть этот мир.
– Нет, нет, так нельзя, – закричал Владек, впервые в жизни обнимая старика. – Мы почти победили. Не сдавайтесь, барон. Охранники заверяют нас, что война кончается и нас скоро освободят.
– Они говорят так уже много месяцев, Владек. Мы не можем верить им больше. В любом случае, боюсь, что у меня нет никакого желания жить в мире, который они создают. – Он помолчал, прислушиваясь к тому, как плачет мальчик. Поначалу барон хотел предложить ему собрать слёзы вместо питьевой воды, но затем он вспомнил, что они солёные, и посмеялся сам над собой. – Пригласи сюда моего дворецкого и старшего лакея, Владек.
Владек тут же подчинился, не понимая, зачем они нужны.
Слуг разбудили, и они предстали перед бароном. После трёх лет заключения сон становится наиболее доступным товаром. Они всё ещё носили свои ливреи, но теперь никто бы не узнал в них фамильные цвета Росновских – золотое шитьё на зелёном сукне. Они в молчании стояли, ожидая приказаний своего хозяина.
– Они пришли, Владек? – спросил барон.
– Да, господин барон. Вы видите их? – И тут Владек понял, что барон совершенно слеп.
– Подведи их ко мне, я хочу дотронуться до них.
Владек подвёл слуг к барону, и тот ощупал их лица.
– Садитесь, – скомандовал он. – Вы слышите меня?
– Да, господин барон.
– Меня зовут барон Росновский.
– Мы знаем, – простодушно ответил дворецкий.
– Не перебивайте меня, – сказал барон, – я собираюсь умирать.
Смерть стала настолько обыденной, что слуги не запротестовали.
– Я не могу составить нового завещания, поскольку у меня нет ни бумаги, ни пера, ни чернил. Поэтому я составлю новое завещание в вашем присутствии, а вы будете моими свидетелями, как это предписано древними законами Польши. Вы понимаете, о чём я говорю?
– Да, господин барон, – одновременно ответили два человека.
– Мой первенец, Леон, погиб. – Барон помолчал. – Поэтому я оставляю всё моё состояние мальчику, известному под именем Владек Коскевич.
Владек уже много лет не слышал свою фамилию и не сразу понял смысл слов барона.
– И в доказательство своего решения, – продолжил барон далее, – я передаю ему фамильный браслет.
Старик медленно поднял правую руку, снял браслет и протянул его Владеку, лишившемуся дара речи. Затем он крепко обнял его, проведя рукой по груди, чтобы убедиться, что это он.
– Мой сын, – сказал барон.
Владек разрыдался и всю ночь пролежал на руках у барона до тех пор, пока перестал слышать удары его сердца и почувствовал на своём теле, как цепенеют его пальцы.
Утром охранники забрали тело барона и позволили Владеку похоронить его рядом с сыном на семейном кладбище прямо напротив церкви. Когда тело опускали в неглубокую могилу, которую вырыл Владек, потёртая рубашка барона раскрылась и обнажила грудь, на которую уставился Владек.
У барона был только один сосок.
Так Владек Коскевич в возрасте двенадцати лет унаследовал шестьдесят тысяч акров земли, один замок, два имения, двадцать семь домов, ценную коллекцию картин, мебели, ювелирных изделий. И всё это – не выходя из маленькой каменной комнаты под землёй. С того дня все заключённые стали относиться к нему как к законному хозяину, хотя его владения заключались в четырёх подвальных камерах, его свиту составляли тринадцать больных слуг, а его единственной любовью была Флорентина.