Напрасно старший артиллерист умолял Руднева дать приказ о взрыве: он сделает все так тихо и хорошо, что ни одна крыса у этих лягуш-коедов-французов даже и не пискнет! Руднев, понимая, что теряет управление и может каждую секунду потерять и сознание, тихо проговорил артиллеристу:
— Петр Евдокимович, не мучайте меня... Трюмных механиков ко мне...
Оставшаяся в живых команда покидала крейсер. Взяли с собой только самое необходимое: вахтенные журналы, иконы и личные вещи в малых чемоданах. Офицеры, занятые эвакуацией и подготовкой к затоплению, вообще ничего не успели захватить. Только забежали товарищи в каюту графа Нирода и захватили парадный мундир мичмана — вручить невесте последнюю память. Кольцо с руки мичмана решили не снимать.
На шлюпках по договоренности пошли к французам, англичанам и итальянцам. Американцы извинились, но принимать людей с тонущего крейсера отказались, ибо не получили разрешения от своего морского министра. Тот рассудил по-американски здраво: русские далеко, Аляску у них купили, так что больше толку с них никакого, а с японцами Америке еще жить и жить в мире да согласии.
Старший и трюмный механики вместе с хозяевами отсеков открыли все возможные клапана и кингстоны. Началась реализация известной школьной задачи: имеются трубы А, Б, Ви так далее... Бассейн должен был заполниться часам к шести, не ранее. Все сели в шлюпки и отвалили, истово крестясь на крейсер, как на родного отца, преданного детьми и оставленного умирать в страшных муках. Он уже заметно кренился на левый борт. Плакали все без исключения, некоторые в первый и последний раз в своей суровой мужской жизни...
Капитан Руднев в сопровождении старшего боцмана Харьковского лично обошел все уцелевшие помещения, чтобы убедиться, что никого не забыли. Он вспоминал свой первый обход корабля в качестве командира. Тот же боцман сопровождал его в той гордой инспекции, когда сердце радостно замирало: каким прекрасным кораблем он будет командовать, какие чудные люди у него в подчинении!
Все это осталось в прошлом, чудовищные металлические раны отверзлись по всему корпусу, отовсюду несло запахами войны — горелой краской, смертным потом и кровью. Сил смотреть на все это не оставалось, но смотреть надо было.
Закончив обход, Руднев подошел к штормтрапу, последние ступеньки которого уже глубоко погрузились в нежно-зеленую послеполуденную воду. Двое матросов баграми одерживали командирский катер, сиявший полированным красным деревом и чищеными бронзовыми дельными вещами. Катер во время боя стоял на своем штатном месте по правому борту и остался целехонек.
Руднев спустился по трапу и застыл. Крайняя тиковая ступенька то уходила в воду, то обнажалась. Боцман осторожно тронул капитана за шеврон:
— Владимир Федорович, пора... — и, как маленького упирающегося ребенка, стал теснить к борту катера.
Руднев покорно зашел на катер и только там потерял сознание.
Командор Фрэскотт собственноручно записал в бортовой журнал: «6 часов 10 минут пополудни “Варяг” затонул». Пошел в свою каюту, в одиночестве налил себе стакан шотландского виски (он был патриот Шотландии), выпил залпом и сел писать отчет о произошедшем бое в адмиралтейство.
ГЛАВА З. СТРАННОСТИ АНГЛИЙСКОГО БРАКА
На Николаевский вокзал прибыл утренний из Москвы. Парочка филеров лениво наблюдала за редким потоком пассажиров. Если бы Евграфий Петрович не отсыпался после бессонной ночи, проведенной на «Арсенале», эта парочка имела бы бледный вид — настолько небрежно и неталантливо они изображали из себя случайных зевак.
Из купе первого класса носильщик вынес несколько щегольских, типично английских баулов, вслед за баулами на перроне появились и хозяева багажа — двое молодых супругов, общавшихся меж собой на языке Шекспира. Впрочем, тут же выяснилось, что англичанин из них всего один — муж. И ежу было ясно, что он не русский: тонкое породистое лицо кельта с узким изящным подбородком.
В угол рта англичанина была воткнута прямая трубка, тотчас же исторгшая из себя клуб ароматнейшего дыма. Англия-с!
Жена была хороша полным отсутствием костистой великобританской породы — то ли парижанка, то ли украинка, то ли одесситка. Маленькая, с огромными черными глазищами, тонкой талией и белоснежной кожей. И без того красивую головку венчала громадная шляпа, колыхающая в такт походке черными страусиными перьями.
— Супруги-с! — шепнул проводник любопытствовавшему филеру. — Она кафешантанная певица из «Буффа»-с, а он коммивояжер по велосипедовым делам-с!