Теперь князь в специальной трубочке размял и закурил светло-коричневый шарик опиума.
Дым стал густым и сладким, грезы приобрели натуральную плотность...
...Вынув из жилетного кармана золотые часы, жертва вручила их палачу, показывая тем самым, что не держит зла за будущую несправедливость. Толпа ответила на это рукоплесканиями и криками «Браво! Браво!» — здесь умели оценить настоящее благородство. Палач принял дар с подобающей моменту скромностью, показал часы публике, чтобы она тоже смогла порадоваться, и бережно убрал жирно сверкнувшую на солнце луковицу в задний карман, где она выделилась заметным бугорком, приятно щекотавшим ягодицы...
— ... Как только заинтересовать Генеральный штаб боевыми кенгуру? Они же все косные и тупые, не видят дальше собственного носа! Вот возьмем эти летающие швейные машинки, которые изобрели братья Райт. Ну как их там... эро... эро... тьфу!
— Летающие швейные машинки? — удивился Путиловский, в общении с князем Сержем запретивший себе чему-либо удивляться. — Разве швеи летают?
— Аэропланы! — вспомнил князь. — Это же гениально! Строим большую машинку, нагружаем бомбами и летим над противником. Бабах — и нету!
— Ты же только что собирался скакать на кенгуру!
— Вот видно сразу невоенного человека. — Князь снисходительно затянулся сладкой струей опиума. — Рода войск взаимно дополняют друг друга. Вначале я обрабатываю позиции с... ну с этих!
— Швейных машинок?
— Аэропланов. А потом стремительной лавой проходят мои калмыки верхом на боевых кенгуру! А сзади скачет обоз мамаш с провиантом и боеприпасами. И молодняк, обучаясь на ходу. Корма везде — завались.
Что-то знакомое было в железной логике князя. Действительно, ведь первые люди, приручившие коня, тоже выглядели безумцами. А те, кто догадался приспособить верблюдов? Ну чем верблюд лучше кенгуру? Безумен только первый шаг, вернее, мысль, а потом все развивается очень логично и последовательно! Опиум вверг основателя новой проавстралийской армии в краткий сон, что позволило Путиловскому завершить тревожащие душу грезы...
...Белую рубашку палач разорвал по вороту, оторванный лоскут картинно бросил по ветру в толпу, отчего та мгновенно заволновалась и принялась хватать плавно опускающийся счастливый кусок ткани. Послышался веселый смех, ведь обладатель сего плата мгновенно становился счастливчиком, ну, может быть, чуть менее важным, нежели палач и жертва, — не менее чем третье лицо в этой трагедии, что уже почетно. Даже два премьера на несколько секунд остановили свое кровавое действо и стали с неподдельным интересом следить за траекторией легкой шелковой ткани. Неожиданно подпрыгнув выше всех, лоскуток ухватила молодая девушка, по виду из среднего сословия, небогатая, но миленькая. Все обрадовались: теперь она быстро выйдет замуж, будет счастлива и плодовита. Палач свободной от топора рукой даже сделал ей нескромный поощрительный жест: дескать, ты должна со мной за это расплатиться полной мерой! И этот жест вызвал в свою очередь одобрительный смех толпы. Палач стал еще милее и симпатичнее.
Тем временем жертва поудобнее умостила свою шею на плахе, что сделать было трудновато, поскольку шея была короткой и широкой — палачу придется продемонстрировать все свое искусство. На площади воцарилась мертвая тишина. Слишком серьезное дело предстояло тем двоим: одному — расстаться с жизнью, а второму — эту жизнь отнять. Все понимали, что задача второго неизмеримо сложнее и что теперь уже ясно, кто главный в этой чарующей сердце игре. Палач взялся за топорище двумя руками и занес широкое лезвие себе за спину, приготовившись описать им широкую дугу, в конце которой должны были в одной пространственной и временной точке встретиться шея, топор и плаха. Единство места, времени и действия.
Последним в своей жизни усилием жертва подняла голову и повела по площади взором, прощаясь с этим миром и уже вглядываясь в мир иной, просвечивающий ей явственнее, чем кому-либо. В глазах читалось одно лишь любопытство путешественника, проделавшего путь длиною в жизнь и остановившегося в самой высокой точке перевала, не позволяя себе взглянуть в ту долину, к которой он так долго стремился. Интересно, там все так, как описывали другие путешественники, так же зелено, свежо и покойно, как мечталось?