6
Несмотря на предрассветный, будто пеплом припорошенный мрак, видно, что птицы — нет, не те милые крылатые создания, что уже в скором времени встретят восход своим щебетом, а хищные плотоядные пернатые твари, что странствуют от виселицы до плахи, — уже взялись за свою работу по очистке территории, начав с открытых частей тела висельников, то есть с их лиц, глаз, рук, ступней и выглядывающих из-под хитонов ног. Вспугнутые цоканьем ослиных копыт, в шелковом шелесте крыл, доступном лишь чуткому, навостренному опытом уху, взвились над плечами невольника два филина. Прошли на бреющем полете по узенькому проулку вдоль стены дворца и скрылись из виду. Каин тронул осла пятками, пересек площадь, думая, что сейчас опять попадется ему старик с двумя овцами на веревке, и впервые спросил себя, а кто ж такой этот назойливый встречный: Да уж не господь ли, вполне может оказаться им этот старик, умеющий возникать откуда ни возьмись и где угодно, пробормотал он. Ему не хотелось думать о лилит. Когда на своем убогом ложе он очнулся от беспокойного, то и дело прерывавшегося сна, внезапный порыв чуть было не бросил его назад, в опочивальню, для последних прощальных слов, последнего поцелуя, а там, кто знает, что случилось бы еще. Время еще было. Все во дворце спят, и только лилит, без сомнения, уже проснулась, и никто не заметит стремительного вторжения, или те две рабыни, что когда-то, в первый его день здесь, приоткрыли ему двери в рай, скажут улыбаясь: Как мы понимаем тебя, авель. Дворец остался за поворотом. Старика с овцами не было видно, господь, если это он, дал ему карт-бланш, но не снабдил ни картой с проложенным маршрутом, ни паспортом, не порекомендовал отель и ресторан, и странствовать он будет, как в стародавние времена, наугад или, как еще принято выражаться, куда глаза глядят. Каин снова тронул осла рысью и вскоре оказался в чистом поле. Город превратился в бурое пятно, которое постепенно, но неуклонно, хоть и неспешен был ход удалявшегося от него ослика, все больше прижималось к земле. Земля же, насколько хватало взгляда, была суха и черства, без единой ниточки воды. При виде такого безжизненного запустения как не вспомнить было каину о тяжком пути, который свершал он после того, как господь изгнал его из долины, где навсегда остался бедный авель. И как шел без еды и без воды, кроме той, что чудом хлынула в конце концов с небес, когда душевные силы путника истощились и ноги при каждом шаге грозили подкоситься. Что ж, по крайней мере, он не будет голодать, притороченные в перемет седельные сумы набиты под завязку, напоминая о любовной заботе лилит, которая, выходит, вовсе не так безалаберна и недомовита, как можно было бы подумать, поглядев на ее беспутные привычки. Скверно лишь, что нигде во всей округе нет даже крохотной тени, где мог бы притулиться каин. Утро ползет к полудню, и солнце уже палит зноем, и воздух дрожит маревом, не дающим нам верить своим глазам. Ну и к лучшему, сказал каин, не придется слезать, чтобы перекусить. Дорога идет то вверх, то вниз, и осел, который, по всему видно, незаслуженно носит это имя, обозначающее глупое упрямство, движется зигзагами, то туда, то сюда, и, можно предположить, он перенял этот гениальный трюк у мулов, превзошедших в совершенстве всю науку альпийских восхождений. Еще несколько шагов — и подъем окончен. И вот — о несказанное изумление, о потрясение, о диво дивное — открывающийся глазам каина пейзаж совсем не похож на оставшийся за спиной, он никогда еще не видел, чтобы так пышно зеленела листва на раскидистых ветвях ухоженных деревьев над взблескивающей водой, под плывущими в поднебесье белыми облачками. Каин оглянулся, но позади была все та же выжженная и безжизненная пустыня, там ничего не изменилось. Будто он пересек границу, миновал рубеж между двумя странами. Или двумя временами, сказал каин и так сказал, словно не отдавал себе в этом отчета, словно кто-то придумал это и произнес вместо него. Потом он вскинул голову взглянуть на небо и увидел, как плывшие над землей облака вдруг замерли отвесно над землей и сразу же колдовским образом исчезли. Тут, впрочем, надо принять во внимание, что каин был плохо подкован в вопросах картографии, можно даже сказать, что это было, в известном смысле, первое его заграничное путешествие, так что немудрено удивиться — другая земля, другие люди, другие небеса, другие обычаи. Все так, разумеется, все так, но кто бы мне все же объяснил, по какой причине облака не могут переплыть отсюда туда. Причина, переспросил тот, кто говорил устами каина, причина в том, что время тут другое и что эти любовно ухоженные и возделанные рукой человека земли, образующие пейзаж, в минувшие года были столь же бесплодны и запущенны, как в земле нод. Так что же, спросим себя, мы попали в будущее, и то, что видим здесь, видели в кино, в книжках читали. Ну, в общем, да, в будущее, такова расхожая формула, служащая для объяснения того, что здесь вроде бы происходило, скажем мы и вздохнем с облегчением, налепив ярлычок, приклеив этикетку, однако, по нашему мнению, будем лучше понимать это явление, если обозначим его как некое иное настоящее, ибо земля-то — прежняя, да вот настоящие времена меняются, одни остались в прошлом, другие только еще воспоследуют, куда как просто, любой уразумеет. Но вот уж если кто рад по-настоящему, так это осел. Его, рожденного и взлелеянного на засушливых землях, вскормленного соломой и колючками, вспоенного строго отмеренными порциями воды, зрелище, явившееся очам, трогает до глубины души. И поистине жаль, что некому во всей округе истолковать движения его ушей, которыми он машет, как матрос — флажками, благо свод сигналов дарован ему природой, и в блаженстве своем даже не помышляет животное, что придет день, когда захочется изъяснить неизъяснимое, а оно, как всем известно, есть именно то, для чего средств выражения еще не придумано. Счастлив и каин, который уже предвкушает обед на свежем воздухе, под сенью чего-нибудь густолиственного и широкошумного, под журчание быстрого ручья и слаженный хор пернатых в ветвях. Справа от дороги, вон там, он видит купу раскидистых дерев, дубраву, так сказать, что сулит лучшую из теней и обедов. Туда и направляет осла. Облюбованное место, казалось, просто создано было предоставить приют утомленному путнику и вьючному его скоту. Параллельно деревьям тянулись заросли кустарника, окаймляя узкую тропинку, что взбегала по крутому склону холма. Осел, освобожденный от бремени тороков, предался наслаждениям, даруемым свежей сочной травой вкупе с безыскусной прелестью полевых цветов, и дивился вкусу, коего доселе не знавало его нёбо. Каин спокойно отыскал прогалину и, присев на землю в окружении доверчиво-невинных птичек, поклевывавших крошки, принялся закусывать, меж тем как воспоминания о мгновеньях, пережитых в объятиях лилит, нежданно вновь стали воспламенять ему кровь. Уже отяжелевшие веки его начали смыкаться, как вдруг раздавшийся неподалеку юношески звонкий голос: Отец, заставил его вздрогнуть, а потом другой голос, принадлежавший человеку взрослому и н