Хайро. — Никто из нас в этом не усомнился, так что выноси приговор.
Хосефа на миг задумалась. Вынести приговор родному брату оказалось труднее, чем ей казалось. Брат был всегда с ней рядом, младший ее братишка... Но в следующую секунду она почувствовала: еще один миг, и все эти парни, которые сейчас слушаются ее беспрекословно, выйдут из повиновения, и она окажется пешкой в руках у них, в руках Хайро.
— Как начальник отряда я обвиняю Хосе Росарио в измене нашему делу и приговариваю к смертной казни, — отчеканила она.
Хайро смотрел на нее все с той же злобной усмешкой.
— Хайро! Ты отвечаешь за исполнение приговора, — распорядилась Хосефа. — Приговор будет приведен в исполнение на рассвете.
— Сбежала Каталина Миранда, — сообщил Хайро, — Я отправляюсь искать беглянку. К рассвету вряд ли вернусь. Ты расстреляешь его сама, Хосефа. Тебе это не впервой!
Он кивнул двум парням покрепче, приглашая их следовать за собой. Каталина должна была быть где-то поблизости. Женщина ночью в сельве — легкая добыча.
Такой поворот событий был тяжек для Хосефы. Но разозлилась она на брата: он поставил ее в это идиотски трудное положение.
— Всем выйти вон! — распорядилась она. Партизаны послушно вышли. Брат с сестрой остались наедине. Хосефа не желала, чтобы дурацкие сантименты взяли над ней верх, и сразу пошла в атаку:
— Я оставила тебя здесь честным, хорошим солдатом! Ты был готов отдать жизнь за общее дело! Ты подчинялся нашей дисциплине и принципам! Что с тобой случилось в этой дыре? Отвечай!
— Неужели ты и правда убьешь меня, сестра? — спросил Хосе Росарио, но не со страхом, не с ужасом, а с каким-то глубинным недоумением.
Происходящее противоречило самому естеству жизни, и, как это может свершиться, Хосе Росарио не понимал.
Но Хосефа его не услышала.
— Еще не поздно, Хосе Росарио! Выбрось дурь из головы и иди с нами сражаться за правое дело. Смоешь измену в первой же схватке. Товарищи тебя простят! Ну, что ты на это скажешь?
— В первый раз ты забеспокоилась о моей судьбе, сестра. В первый раз спрашиваешь моего мнения, — задумчиво проговорил Хосе Росарио. — До этого мое мнение, я сам тебя не интересовали. Ты просто взяла и сделала меня партизаном, а я подчинился тебе из боязни твоего осуждения, твоей нелюбви. Мне всегда было плохо в этом отряде. Но разве ты это замечала? Жалкая дыра, как ты ее называешь, научила меня жить. Люди встретили меня с открытым сердцем, выходили, приняли как члена своей большой семьи. Я жил здесь в мире, любви и дружбе. Знаешь, Хосефа, — тут Хосе Росарио посмотрел сестре в глаза. — Я боюсь смерти. Но еще больше я боюсь прожить жизнь как убийца, сестренка!
— Не считай меня больше своей сестрой. Мне не о чем говорить с изменником!
И Хосе Росарио остался в одиночестве ждать рассвета, который погасит его жизнь...
Падре сновал по поселку. Он приободрил Инграсию, сказав ей несколько слов утешения. Она не могла найти себе места, думая о своих мальчишках.
— Господь хранит их там, где они есть, — сказал падре. — Здесь им было бы хуже.
Заглянул к Лоле и Дейзи.
— Надейся, дочь моя, надейся! — сказал он Лоле, увидев ее покрасневшие глаза. — Решение в руках Господа, и оно всегда ведет ко благу.
Тибисай протянула ему кофейник с горячим кофе — раз уж падре разрешено ходить по поселку, пусть попоит пленников кофе, им хорошо подкрепиться горяченьким!
Теперь падре обходил всех с добрым словом и кофейком. И конечно же всем стало легче, все расспрашивали друг о друге, беда не казалась такой непоправимой, каждый надеялся на лучшее.
Однако сержант Гарсия пожелал исповедаться.
— Чувствую, что каждую минуту могу предстать перед Господом, — с громким вздохом сказал он, — и хочу облегчить от грехов свою душу.. Но исповедаться хочу втайне, как и положено, — прибавил он и выразительно посмотрел на охранника-партизана.
Тот, пожав плечами, вышел и закрыл за собой дверь. Падре приготовился слушать и услышал удивительнейшую исповедь.
— У пограничного столба, — прошептал Гарсия, — зарыто мною оружия...
Туг вернулся охранник.
— Прочитай десять раз «Отче, наш», сын мой, и душа твоя успокоится, — ласково сказал падре.
— А нам кофейку не принесете, святой отец? — спросил его партизан.
— Отчего же не принести? Непременно принесу, непременно.
Вот теперь Галавис оказался в своей стихии. Его изворотливый ум подсказал ему, что делать. Тибисай он попросил сварить еще кофе, специального кофе для партизан. Тибисай очень удивилась, увидев, что падре сыплет в кофейник какой-то порошок.