— Боже мой! — в ужасе воскликнул Дагоберто. — Я этого не допущу!
— Конечно, увези ее. Увези.
— Спасибо, Такупай. Я сделаю все, чтобы спасти Каталину.
Путь от бара до дома отца оказался для Каталины невероятно долгим, потому что Рикардо то и дело останавливался, отвлекая ее внимание на разные пустяки.
Каталина вступала с ним в спор, однако до ссоры дело не доходило — они тотчас же и мирились. Оба понимали, что прогулка их явно затянулась, но расстаться почему-то не могли.
Почти все это время за ними неотступно следовала Манинья, продираясь сквозь заросли осторожно и бесшумно, как опытный лесной зверь. Когда же Каталина и Рикардо подошли, наконец, к дому и, прощаясь, приблизились друг к другу на такое расстояние, когда неизбежно должен был последовать поцелуй, Манинья вышла из укрытия.
— Почему одни заканчивают свою жизнь, как собаки, а другие — как люди? — грозно произнесла она, глядя в упор на Каталину. — Ты не знаешь, дорогуша?
— Не знаю, чем вызван такой тон, — с достоинством ответила Каталина, — но хочу заметить, что он мне не нравится. — Она демонстративно отвернулась от Маниньи и взяла под руку застывшего в напряжении Рикардо. — Пойдем!
— Не смей поворачиваться к Манинье Еричане спиной! — услышала она и невольно обернулась. — Только собаки едят объедки. Манинья их не ест. Вот в чем дело!
— Не понимаю вас, — остановившись, сказала Каталина.
Рикардо Леон упорно молчал.
— Все ты понимаешь, не прикидывайся дурочкой! Хочешь оставить мне объедки, но Манинья Еричана этого тебе не позволит. Рикардо Леон — мой мужчина. А ты сейчас же подохнешь, как эта паршивая псина.
Лишь теперь Каталина и Рикардо обратили внимание на невзрачную испуганную собачонку, обреченно дожидавшуюся своей участи у ног колдуньи. И вот роковой час пробил: Манинья ухватила несчастную собаку за лапы и, шепча какое-то заклинание, стала разрывать ее пополам.
— Отпусти собаку, проклятая дикарка! — тот час же бросилась на нее Каталина. — Отпусти, убийца!
Между женщинами завязалась драка. Собачонка, жалобно скуля, поковыляла к кустам.
Рикардо, видя, что дело принимает опасный оборот, попытался разнять дерущихся.
Но уже в следующее мгновение все разрешилось и без его участия: в сельве разом проснулись все птицы и с отчаянными криками устремились к дому Дагоберто. Такого количества разгневанных птиц ни Каталине, ни Рикардо, ни даже Манинье прежде видеть не доводилось. Каждый из них невольно закрыл лицо руками, защищаясь от многочисленных ударов крыльями.
— Будь ты проклята, Каталина Миранда! — перекрывая птичий грай, прокричала Манинья и как подкошенная рухнула на землю.
В тот же момент птицы умолкли и, прощально помахав крыльями, вновь разлетелись по своим гнездам.
Первыми к месту невероятного происшествия примчались Дагоберто и Такупай, затем подбежали и все остальные, веселившиеся в кафе.
Каталина, дрожа от ужаса, припала к отцу: «Папочка, мне страшно!» Такупай и Рикардо склонились над поверженной Маниньей.
— Надо унести ее в другое место, пока она не очнулась. Иначе всем нам несдобровать, — сказал Рикардо и, подняв Маниныо на руки, понес ее туда, куда указал Такупай.
— С ней никогда не было ничего подобного! — повторял по дороге индеец.
Вдвоем они уложили Манинью в постель, а через некоторое время она открыла глаза.
— Леон, ты пришел? — молвила она слабым голосом. — Иди ко мне!..
— Прости, я тороплюсь, — сказал он твердо.
— Но ведь ты пришел ко мне! Ты сдался!
— Нет, я не сдался, — вынужден был разочаровать ее Рикардо.
— Ох, проклятая!.. — вдруг взвыла Манинья, вспомнив, что произошло недавно. —
Кто она, Гуайко? Почему сельва защищает ее, а не меня?..
Воспользовавшись тем, что колдунья переключилась на Такупая, Рикардо незаметно удалился.
Собирая дочь в дорогу, Дагоберто дал ей свой пистолет.
— Возьми. Так мне будет спокойнее.
Затем он вынул из шкатулки старинную брошь, принадлежавшую когда-то Терезе, и тоже протянул ее дочке.
— Я давно хотел отдать ее тебе, но все как-то не получалось. Пусть она хранит тебя... — он не договорил, потому что боялся расплакаться.
Каталина тоже растрогалась и дрожащими от волнения руками приколола брошь на блузку.
— Папочка, береги себя. Я тебя очень люблю. А сейчас мне пора уходить. Рикардо уже наверняка нервничает.
Рикардо, действительно, был вне себя от ярости, но совсем по другой причине. Придя утром к лодке, он нашел ее варварски разбитой и разграбленной. Больше всего Рикардо разозлило то, что из тайника исчез револьвер. Недолго думая, он решительным шагом направился к Манинье. Перепуганный Бенито молча последовал за ним.