После ужина мужчин опять загнали в полицейский участок, а женщинам и детям Хосефа разрешила разойтись по домам, но предупредила: если кто-нибудь попытается бежать, то будет тотчас же расстрелян.
Воспользовавшись темнотой, Каталина прокралась к подвешенному Рикардо.
— На, попей, — она бережно поднесла к его губам воду.
— Спасибо, — с трудом раздвигая потрескавшиеся губы, молвил он. — Не надо тебе так рисковать.
— Ты тоже рисковал ради меня. Пей.
— Воркуете, голубки? — вдруг вышел из-за кустов Хайро. — Какая идиллия: невеста принесла воду жениху! А почему бы тебе не напоить и меня? — он вырвал чашку из рук Каталины и швырнул ее в траву. — Пойдем со мной! Я тоже хочу насладиться!
— Оставь ее, подлец! — крикнул Рикардо и застонал от бессилия.
Каталина, как могла, отбивалась, но Хайро заломил ей руки за спину и зажал рот.
— А ты, если еще подашь хоть звук, — обернулся он к Рикардо, — увидишь, как я пристрелю твою невесту.
— У-у-у! — глухо взвыл Рикардо, для которого было невыносимой пыткой наблюдать, как издеваются над Каталиной, и не иметь возможности ее защитить.
Хайро между тем оттащил упирающуюся жертву в кусты и стал срывать с нее одежду.
Каталина пыталась звать на помощь, но после каждого вскрика получала от насильника тяжелый удар в челюсть, в живот, в грудь...
Внезапно тело склонившегося над ней Хайро отяжелело, опрокинулось в траву, и Каталина увидела перед собой Такупая, державшего в руках увесистую дубинку.
— Спасибо... — с трудом выговорила она, поспешно прикрывая грудь обрывками блузки. — Вы его... убили?
— Нет, не бойся, — ласково сказал индеец, помогая Каталине подняться на ноги. — Такупай не убивает людей. — Некоторое время он смотрел на нее с почти отеческой нежностью, а потом осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее щеки. — Каталина Миранда! Та самая Каталина Миранда!
Почувствовав его прикосновение, она невольно отшатнулась.
— Не бойся, девочка, — с нежностью произнес Такупай. — Эти руки не причинили тебе вреда, когда ты была маленькой, как мышка. Ничего дурного не сделают они и сейчас, когда ты стала взрослой и красивой.
— Каталина! Каталина! — услышала она голос Рикардо и поспешила к нему, но затем остановилась в нерешительности.
Предстать перед Леоном в таком истерзанном виде она не могла, а потому еще раз поблагодарила индейца и, стараясь быть незамеченной, пошла к дому Мирейи.
С рассветом в поселке появилась Манинья Еричана. Шла она такой властной, горделивой поступью, что охранники не посмели ее остановить, а лишь следовали за ней, открыв рты.
— Что случилось, лодочник? Почему тебя держат здесь? — спросила она, подойдя к Рикардо.
Тот не ответил.
— Не надо было уходить от Маниньи Еричаны, — сказала она назидательным тоном, но тем не менее достала из-за пояса нож и рассекла им одну из веревок, которыми был связан Рикардо.
Охранники по-прежнему пребывали в оцепенении. Лишь Хайро не поддался гипнозу Маниньи.
— Я убью тебя! — сказал он, направив на колдунью ствол револьвера.
— Что я слышу? Кто-то собирается меня убить? Ну-ка, покажись, молодчик! — она обернулась к Хайро, и у того поубавилось решимости.
Подоспевшая Хосефа приказала Хайро удалиться.
— Я пришла забрать моих людей, — сказала ей Манинья.
— Пока мы здесь, отсюда никто не уйдет.
— Манинья пришла, и Манинья уйдет, — урезонила ее хозяйка сельвы.
— Кого вы хотите взять? — сдалась без боя Хосефа.
Манинья перечислила людей из своей свиты, добавила к ним Рикардо и потребовала вернуть ей лодку и оружие.
— Слишком много, сеньора, — заметила Хосефа и стала спрашивать, что Манинье известно о перемещениях венесуэльских и колумбийских пограничников.— Манинья об этом ничего не знает,— твердо ответила та. — Но если вы хотите бежать вниз по реке, то лучше это сделать побыстрее, пока Негро спокойна.
— Как я могу убедиться, что это не ловушка?
— Вернешь людей, лодку, оружие и — станешь Манинье подругой. А Манинья не устраивает ловушек для друзей.
— А если не верну?
— Тогда станешь врагом Маниньи, а Манинья не прощает врагов.
Хосефа задумалась.
— Почему вы подвесили лодочника? — спросила между тем Манинья.
— Он ранил команданте Хайро.
Легок на помине, Хайро вновь подбежал к дамам и заявил, что не позволит развязать Рикардо:
— Он и его женщина — мои!