«Змея!» — догадался Абель и вскочил как ужаленный. Каково же было его изумление, когда вместо змеи он увидел... пару резиновых сапог. Внимательный осмотр этой странной находки показал, что сапоги — небольшого размера, то есть женские.
Абель повертел их в руках, пытаясь вспомнить, не видел ли он таких же у кого-нибудь в поселке, и в этот момент из сапога выпал полотняный мешочек, в котором что-то звякнуло. Затаив дыхание, Негрон развязал засаленную тесемку. То, что открылось его взору в следующий миг, заставило Абеля вскрикнуть. Золото! Это было похоже на галлюцинацию, на проделку лешего. Чтобы убедиться в реальности происходящего, Абель высыпал кусочки золота на ладонь. Их набралась целая горсть! Ошалелый Негрон чувствовал их полновесную, драгоценную тяжесть!..
Внезапно он услышал подозрительный шум у себя за спиной и автоматически высыпал золото в карман брюк. Дальнейшее запомнилось плохо. Во всяком случае, рассказывая о случившемся Инграсии, Абель утверждал, что на него с диким криком набросился монстр, болотное чудище, укусил несчастного за щеку и, выхватив из его руки полотняный мешочек, ускакал в кусты.
— Это был сам дьявол, — повторял Абель, кутаясь в одеяло. — Никак не могу согреться. Дрожь так и бьет меня.
— Выпей рому. Давай я тебя разотру. Отхлебни успокоительного отвара, — хлопотала над ним Инграсия. — Слава Богу, ты жив! Да еще и золото нашел! Нет, Абель, я была не права, когда упрекала тебя в трусости и лености. Теперь мы заживем как люди. Сколько всякого добра можно купить на эти блестящие кусочки!.. Только тебе придется не высовываться из дома до тех пор, пока последние партизаны не покинут Сан-Игнасио.
— Партизаны? — испугался Абель и буквально заходил ходуном от дрожи. — Разве они не ушли? Я собственными глазами видел!.. Все-таки надо мной подшутил нечистый!
— Успокойся, дорогой, — ласково погладила его Инграсия. — Ты видел, как уходила основная группа этих бандитов. Но несколько человек здесь еще остались.
— Ну слава Богу, — облегченно выдохнул он.— Если партизаны мне не привиделись, то, может, и золото я вижу наяву, а не во сне?..
— Ну что, устал? — войдя в комнату Рикардо, спросила Хосефа. Голос ее при этом был полон заботы и нежности.
Рикардо согласно кивнул.
— От операции устал или от избиения Хайро? — уточнила она, подойдя к Рикардо близко-близко, можно сказать, на расстояние поцелуя.
— А почему вы не позволили партизанам расстрелять меня? — спросил он, не делая никаких встречных движений.
— Потому что от тебя зависит жизнь моего брата. Как же я могу причинить тебе вред?
— Если бы я знал об этом, то был бы немного агрессивнее, — на его лице появилась такая обворожительная улыбка, что Хосефа невольно подалась вперед, и Рикардо властно притянул ее к себе.
— По-моему, ты и так слишком агрессивен, — задыхаясь от нахлынувшей страсти, молвила Хосефа и зажмурила глаза в ожидании поцелуя.
— Черт, кажется, ситуация осложняется, — сказал Рикардо, но Хосефу его замечание не смутило: губы ее требовали прикосновения. — Что ж, вы тут приказываете, а мне надлежит лишь выполнять приказания, — молвил он, прежде чем одарить команданте страстным поцелуем.
Минуту спустя Каталина внесла поднос с ужином для Рикардо и буквально застыла от возмущения. Рикардо боковым зрением заметил ее присутствие, но прерывать поцелуя не стал.
Очнувшись от оцепенения, Каталина оставила поднос и пулей вылетела из гостиницы.
— Что с тобой? — участливо спросила Мирейя, видя ее удрученное состояние.
Каталина не ответила. В тот вечер ее раздражало и заботливое внимание Мирейи, и завуалированное ухаживание Фернандо. Раздражал и отец, взявшийся, по мнению Каталины, слишком рьяно опекать диковатую мулатку, не умевшую даже пользоваться вилкой.
Ночь Каталина провела без сна, а утром ноги сами понесли ее в комнату Хосе Росарио.
— Как тут наш раненый? — спросила она, мысленно проклиная себя за этот фальшивый тон.
— Ему значительно лучше, — с явной насмешкой ответил Рикардо, продолжая умываться над тазом. — Да ты не смущайся. Проходи.