Мимо чьи-то весело-скрипучие молодые шаги, молодые голоса. Мимо.
Как холодно. Разве ж он хотел испугать? Всё случилось глупо и ненароком. Можно было б объясниться, он же всегда готов извиниться. И ушёл бы он сам, зачем было бить? Тем более травить собакой.
Холодно. Разве ж он смог бы кого-то обидеть? Тем более девчушек. Он же помнит: …девочка. это такое чудо… Гена, Гена.
— И что там, братан?
— Всё нормально, братан. Жить можно.
Обидеть. Всё-таки было! Да, в Америке. Тамара и Саша, он осквернил, их доверие, оттого, что не досталось. Баунти…
Кончита ждала семнадцать лет… И Ассоль ждала. Молодость верит в чудо. Ибо одна имеет на него право. Ведь только на рассвете все паруса алые. Холодно. Катя, Катенька. Прости меня, прости доченька, ведь ты помнишь: …Жил-был один принц. Или, вернее, царевич. Или, нет, не портной, а художник. А, может быть, поэт. С небольшой, но ухватистой силою…
Так, всё-таки, это был артист.
Прости его, меня.
Простите же все… за всё… его… меня… окаянного…
Ему хватило сил проползти через удивительно пустую улицу, через пустой парк. И он умер, едва дотянувшись бесчувственными пальцами до бетонной ступени паперти.
Скрутившийся воздух уплотнился в бледно-полосатую трубу, и Сергея с нарастающим ускорением потянуло в возносящую неизвестность. Где-то там, уже совсем близко, нужно было отвечать, отвечать за добро и зло, за содеянное и за отложенное, за веру и предательство, реально случившееся и только выдуманное, за все его бестолковые сорок четыре года.
…Да святится имя Твое, да будет воля Твоя!
Странное, металлическое эхо гремело по трубе вверх и вниз.
ЭПИЛОГ
Высокие, многократно прокрашенные белой эмалью окна туберкулёзного диспансера сегодня расклеили и разрешили после обеда приоткрыть. Май начал сильно, и ночи стояли тёплые. Две яблони под окном распустились одновременно, и дурманный цветочный запах, истекая из лопающихся пузырьков белой цветочной пены, щедро растворялся в густом, солнечно безветренном воздухе.
Мишка Мухин, сидя на подоконнике, листал неведомо откуда занесённый к ним в палату журнал. Театр, за этот, 2001 год. Фотографии, фотографии. Да, и он знавал одного артиста, нормальный был чувак, без особых понтов. Правда, чего-то там пытался втирать про какую-то вечную черепаху Тортиллу и про буратин с мальвинами, которые сами себя ломают. А так ничего, они тогда класно побичевали, и всё было честно, по-пацански. И Муха в жизни бы не догадался, что на толстой лощёной бумаге какая-то хорошенькая барышня сможет писать точно такую же ахинею: …в каждом спектакле. Дали, я совершаю акт самоуничтожения, крушу самоё себя. В театре Васильева к самоуничтожению я была готова, но там всегда наступало возрождение: Феникс возрождалась из пепла. Здесь же я разрушаюсь и только…
Хорошая бумага, дорогая. Он перевернул страницу. 10 февраля, в день рождения Вс. Мейерхольда, в его Музее-квартире в Борисовском переулке в Москве в четвёртый раз состоялась церемония вручения именных стипендий, учреждённых Творческим центром им. Мейерхольда. Выдвижение стипендиатов Центр предоставляет кафедрам режиссуры театральных вузов. Обладателями стипендий этого года стали: студент РАТИ Роман Плёнкин (руководитель курса. Леонид Хейфец) и студент СПАТИ Македоний Киселёв (руководитель курса. Юрий Красовский). Стипендии призваны поддержать развитие традиций режиссёрского театра, воплощением которого было творчество Мастера…
Май. Ночи влажно тёплые, свобода зовёт, свобода! Мишка сложил из вырванного листа самолётик, аккуратно продавил складки ногтём и запустил его в яблоневую накипь.