В подвал по крутым вытертым ступенькам нужно было спускаться боком, придерживаясь за некрашеные щербатые перила. После весеннего солнца в глазах плыли разноцветные дрожащие пятнышки, скользко и трудно находилось равновесие. Потянув обитую железом дверь, Сергей захлебнулся смесью из облака табачного дыма, сувенирных стенаний Демиса Руссоса и дикого стадного хохота. Навстречу летела мадмуазель Дуньская. Ее и так немало выпуклые глаза за толстыми линзами казались пузырями, вырвавшимися из трубки водолаза. Он едва успел увернуться, как Дуньская, впервые не поздоровавшись, водометной ракетой вознеслась по лестнице к свету. А во всех четырех, объединенных общими коридорчиком и ванной, разнокалиберных мастерских народ умирал от смеха. Только минут через десять из-под вздохов и охов стала проясняться некая картинка. И теперь до слез и икоты хохотал Сергей. Случилось же тут следующее.
Предисловие. Сорокадевятилетняя девственная мадмуазель Дуньская прибыла в наш город из Ленинграда по распределению. До сорока она, вообще-то, была обычным кандидатом математики в обычном НИИ, но вдруг ей в руки попал кусочек пластилина. И математика умерла. Три года подряд Дуньская жила на чердаке, зимой прижимаясь к трубе и обкладывая себя со всех сторон бездомными кошками, подрабатывая до сорока рублей в поликлинике разнесением повесток. Три года она каждый день, качаясь от голода и сгибаясь от холода, с раннего утра до темноты ходила в классы академии рисовать и лепить, как самый настырный вольнослушатель. На четвертый год ей повезло. Набор был неудачным, на скульптуру шли одни мужики. По опыту академическое начальство знало, что если в набранном курсе нет девушек, то никакие воспитательские и комсомольские потуги не смогут через первое же полугодие удержать студентов не только в нормативной, но просто в воспринимаемой лексике. Через вторые полгода такой курс перестает умываться, а когда на третьем году занятий абитуриентские брюки на них изнашиваются, то можно уже экономить средства, выделяемые на наем обнаженной натуры. Обнаженной снизу и сзади, по крайней мере. И поэтому Дуньскую взяли. Не известно, как она влияла на мужскую часть курса, но встречное влияние к диплому было налицо. Всех человеческих особей мужского пола она возненавидела окончательно.
В городе ее, как «молодого специалиста» встретили неплохо. Только первые месяцев пять-шесть она прожила в полуподвальной коммунальной мастерской, посреди матерых сибирских живописцев и графиков. Но за это время она слепила пару-тройку солдат-победителей для ближайших райцентров, и, как художник, работающий над патриотической темой, получила льготную очередь на кооперативную квартиру с мастерской в мансарде.
В общем-то, переезд в кооперативку почти уже состоялся, но сама мастерская стояла еще без отделки, когда в фонде подкинули срочный заказ на нового гипсового героя Великой Отечественной. Пришлось остаться и пожить в подвале еще. Дуньская намесила глины, скрутила из проволоки каркас. Каска, плащ-накидка и деревянный ППШ привычно ждали в углу, как вдруг выяснилось, что куда-то запропал постоянный натурщик, студент из техникума физической культуры. Тут-то ей и предложили свои услуги веселые соседи, с которыми она аккуратно здоровалась утром и прощалась в одиннадцать вечера, совершенно не видя в упор после пропикавшего радио, чтобы те не вытворяли в общем коридорчике или ванной. Ребята привели к ней невысокого, но очень мускулистого татарина дворника. Немного, правда «тронутого», однако снаружи вполне годящегося взамен утерянного борца-студента. Дуньская, как могла пристально пощурилась, и согласилась. Но, лишь только она вышла в ванную готовить инструмент, как дворнику серьезно, даже немного сурово, приказали раздеться донага и, откинув одеяло, прилечь на не увезенную еще на новую квартиру девическую кровать. Придали ему позу гойевской герцогини и, поругав мусульманскую веру за неуместное обрезание, вышли. Бедная мадмуазель с кастрюлей полной воды, разных скребков и шпателей даже не сразу поняла — что перед ней, и не сразу эту кастрюлю уронила. То есть, вначале в мутную от глины воду упали очки, а уж потом только из рук выпала сама кастрюля. А еще через мгновение Сергей с Дуньской столкнулся на выходе.