- Какие взаимоотношения были у вас с матерью?
- Никаких. Она отдавала приказы, я исполняла. Вот и вся суть наших отношений.
- Но при этом вы испытывали друг к другу какие-то чувства?
- Я не могла позволить себе такой роскоши. А она... Полагаю, я ее раздражала.
- Почему?
- Почему полагаю или почему раздражала?
- Почему не могли позволить себе такой роскоши, почему полагаете, почему раздражала?
- Если бы я испытывала к маме какие-то чувства, то могла бы их ненароком проявить, и маме они могли не понравиться, а она была женщиной нездоровой, врачи не рекомендовали ее волновать. На мысль о том, что я вызываю у нее раздражение, меня неоднократно наталкивали ее тон и характерное выражение лица, а также выбор слов, когда она делала мне замечания. А раздражала я маму, видимо, из-за того, что не отвечала ее ожиданиям.
- А чего она от вас ожидала?
- Не знаю. Ее заявления на этот счет были довольно противоречивыми.
- М-да, Марина, похоже, вам жилось не очень сладко.
- Я привыкла.
- Виктор Павлович признался мне, что матушка держала вас под постоянным контролем, совершенно игнорируя ваше право на неприкосновенность личной жизни.
- Да, это правда.
- И вы ни разу не пробовали восстать?
- Нет. Это ничего бы не изменило. Мама легко подавила бы любой мой бунт. У нее хватало рычагов воздействия.
- Стало быть, ее смерть принесла вам облегчение?
- Можно сказать и так.
- Но можно и по другому?
- Знаете, все же она была моей матерью. А смерть матери трудно считать личным благом, даже если для этого есть основания.
- Понимаю. Теплые воспоминания о поре безмятежного детства, мамины руки, губы, смех...
- ...
- Нет?
- Простите, Сергей Владимирович, мне кажется, наш разговор зашел куда-то не туда.
- Почему же не туда, Марина? Я всего лишь пытаюсь понять ваше отношение к маме.
- По-моему, я достаточно определенно высказалась на эту тему.
- И тем не менее я ничего не понял. Не могу найти аналогов среди известных мне примеров.
- В наборе известных вам примеров наверняка есть случаи, с которыми вы когда-то столкнулись впервые.
- Да, но в последний раз это случилось давным-давно. Хотя... как говорит народная мудрость, век живи - век учись. Хорошо, давайте перейдем непосредственно к делу. Альбина Николаевна когда-нибудь делилась с вами своими проблемами, переживаниями?
- Нет.
- Вы не знаете, у нее были враги?
- Насколько я представляю, были. Но ничего определенного мне не известно. Иногда долетали какие-то слухи, точнее, обрывки фраз, но в моем присутствии все разговоры такого рода сразу прекращались.
- А какие отношения связывали вашу мать и Оксану Вольскую?
- Они дружили. Много лет. А потом поссорились. Уже давно, года два назад. Но когда маме стало плохо, она позвонила именно Вольской. И Ксана тут же прислала за ней машину из своей клиники. Думаю, что бы между ними ни произошло, мама Ксане доверяла. И Оксана Яновна никогда бы не обманула ее доверия. Не такой она человек, чтобы пойти на предательство.
- Вы хорошо ее знаете?
- Да. Ксана помогла мне появиться на свет. Пожалуй, ближе ее у меня никого нет.
- А отец?
- Ну, вы же знаете, как он загружен работой. Наверное, если сложить все время, которое мы провели вместе, едва ли набежит больше месяца.
- С мамой он общался так же редко?
- С мамой чаще.
- Они ладили?
- Насколько это от него зависело. С мамой временами бывало трудно, но отец понимал, что она - больной человек, и проявлял чудеса терпения.
- А как ко всему этому относилась прислуга?
- Изо всех сил блюла нейтралитет. Тем, кто имел глупость проявить хоть какое-то отношение, быстро отказывали от места.
- Могли уволенные затаить обиду на Альбину Николаевну?
- Вероятно, да. Но из-за таких обид не убивают.
- Вы часто навещали мать в клинике?
- Каждый день.
- И наверное, успели познакомиться с кем-нибудь из персонала?
- Я несколько раз разговаривала с Михаилом Вадимовичем, лечащим врачом мамы. Здоровалась с сиделкой, но это вряд ли можно считать знакомством. Нескольких докторов и медсестер, давних друзей Оксаны, я знаю еще с детства.
- Кого именно?
- Гольдберг Нину Ароновну, заведующую гинекологическим отделением, Костенко Игоря Сергеевича, ортохирурга, Малееву Елену Романовну, анестезиолога, Галину Николаевну Белан и Аллу Ильмаровну Назарову, хирургических сестер. Они работают с Вольской всю жизнь. Во всяком случае, сколько я себя помню.
- Кто-нибудь из них знал вашу мать?
- Должно быть, все. Через Оксану.
- Но вы не уверены?
- Нет.
- То есть вы никогда не слышали, чтобы Альбина Николаевна высказывалась о ком-нибудь из них или они - о ней?
- Нет.
- О чем вы разговаривали с вашей матерью, когда ее навещали?
- В общем-то, ни о чем. Я спрашивала, как она себя чувствует. Она иногда начинала жаловаться, но чаще говорила: "Не дождетесь!" и пыталась меня обидеть. Когда она выдыхалась, я доставала книги, которые приносила для нее, предлагала ей почитать. Если мама соглашалась - такое тоже бывало, - мы читали и потом довольно мирно расставались. Если швыряла книги на пол и гнала меня вон, я, естественно, быстро уходила.
- А на следующий день возвращались? Зачем же?
- Маме не понравилось бы, если бы я не пришла. Она бы сочла меня неблагодарной тварью. Гнев мог плохо сказаться на ее самочувствии.
- Знаете, Марина Викторовна, по-моему, вы морочите мне голову! Если мать вела себя по отношению к вам так, как вы рассказываете, вы обязаны были ее ненавидеть. А значит, сейчас вы должны ликовать. Поскольку никаких признаков ликования я не вижу, мне остается сделать вывод, что вы лицемерка, способная на любое вероломство вплоть до организации убийства собственной матушки. Именно из этого предположения я собираюсь исходить дальше в своем расследовании. Вы меня поняли?