- Нет.
- Вы не знаете, у нее были враги?
- Насколько я представляю, были. Но ничего определенного мне не известно. Иногда долетали какие-то слухи, точнее, обрывки фраз, но в моем присутствии все разговоры такого рода сразу прекращались.
- А какие отношения связывали вашу мать и Оксану Вольскую?
- Они дружили. Много лет. А потом поссорились. Уже давно, года два назад. Но когда маме стало плохо, она позвонила именно Вольской. И тетя Ксана тут же прислала за ней машину из своей клиники. Думаю, что бы между ними ни произошло, мама тете Ксане доверяла. И Оксана Яновна никогда бы не обманула ее доверия. Не такой она человек, чтобы пойти на предательство.
- Вы хорошо ее знаете?
- Да. Тетя Ксана помогла мне появиться на свет. Пожалуй, ближе ее у меня никого нет.
- А отец?
- Ну, вы же знаете, как он загружен работой. Наверное, если сложить все время, которое мы провели вместе, едва ли набежит больше месяца.
- С мамой он общался так же редко?
- С мамой чаще.
- Они ладили?
- Насколько это от него зависело. С мамой временами бывало трудно, но отец понимал, что она больна, и проявлял чудеса терпения.
- А как ко всему этому относилась прислуга?
- Изо всех сил блюла нейтралитет. Тем, кто имел глупость проявить хоть какое-то отношение, быстро отказывали от места.
- Могли уволенные затаить обиду на Альбину Николаевну?
- Вероятно, да. Но из-за таких обид не убивают.
- Вы часто навещали мать в клинике?
- Каждый день.
- И наверное, успели познакомиться с кем-нибудь из персонала?
- Я несколько раз разговаривала с Михаилом Вадимовичем, лечащим врачом мамы. Здоровалась с сиделкой, но это вряд ли можно считать знакомством. А нескольких докторов и медсестер, давних друзей Оксаны, я знаю еще с детства.
- Кого именно?
- Нину Ароновну Гольдберг, заведующую гинекологическим отделением, Игоря Сергеевича Костенко, ортохирурга, Елену Романовну Малееву, анестезиолога, Галину Николаевну Белан и Аллу Ильмаровну Назарову, хирургических сестер. Они работают с Вольской всю жизнь. Во всяком случае, сколько я помню.
- Кто-нибудь из них знал вашу мать?
- Должно быть, все. Через Оксану.
- Но вы не уверены?
- Нет.
- То есть вы никогда не слышали, чтобы Альбина Николаевна высказывалась о ком-нибудь из них или они - о ней?
- Нет.
- О чем вы разговаривали с вашей матерью, когда ее навещали?
- В общем-то, ни о чем. Я спрашивала, как она себя чувствует. Она иногда начинала жаловаться, но чаще говорила: "Не дождетесь!" и пыталась меня обидеть. Когда она выдыхалась, я доставала книги, которые приносила для нее, предлагала ей почитать. Если мама соглашалась - такое тоже бывало, - мы читали и потом довольно мирно расставались. Если швыряла книги на пол и гнала меня вон, я, естественно, быстро уходила.
- А на следующий день возвращались? Зачем же?
- Маме не понравилось бы, если бы я не пришла. Она бы сочла меня неблагодарной тварью. Гнев мог плохо сказаться на ее самочувствии.
- Знаете, Марина Викторовна, по-моему, вы морочите мне голову! Если мать вела себя по отношению к вам так, как вы рассказываете, вы обязаны были ее ненавидеть. А значит, сейчас вы должны ликовать. Поскольку никаких признаков ликования я не вижу, мне остается сделать вывод, что вы - лицемерка, способная на любое вероломство вплоть до организации убийства собственной матушки. Именно из этого предположения я собираюсь исходить дальше в своем расследовании. Вы меня поняли?
- Да.
- Хотите что-нибудь возразить?
- Нет.
- То есть вы подтверждаете, что организовали убийство Альбины Николаевны?
- Нет.
В конце концов Сергей Владимирович не выдержал и просто наорал на девчонку, а потом и выгнал ее взашей, подумав при этом, что начинает понимать, почему Альбина так скверно обращалась с дочерью. "На эту говорящую куклу никакого терпения не хватит, - бормотал он, вытирая платком вспотевший лоб. - Надо поинтересоваться у Оксаны, не сумасшедшая ли ее крестница".
Впрочем, сумасшедшая Марина или нет, а убить мать или даже подтолкнуть кого-то к убийству она не могла. Морозов и Зарифуллин, ее телохранители, точнее надзиратели, полностью подтвердили слова Турусова. До гибели Альбины Николаевны за Мариной следили настолько плотно, что ее участие в каком-либо преступлении или тайном сговоре полностью исключалось. Правда, оставалась еще возможность сговора девчонки с телохранителями. Но показания прислуги делали его, мягко говоря, маловероятным.
"Альбина Николаевна строго следила, чтобы телохранители дочери не позволяли себе никаких вольностей. В прошлом году ей показалось, что один из молодых людей, которые в то время охраняли девочку, оказывает Марине знаки внимания. Так оно было или нет, не знаю, но вскоре оба парня оказались на улице, и хозяйка постаралась, чтобы ни одно охранное агентство не взяло их на работу. Нынешние бодигарды об этом знали и боялись лишний раз даже заговорить со своей подопечной, а Мариночка так и вовсе в их сторону не смотрела, словно и не ходят они за ней по пятам. Иной раз даже жутко делалось от того, насколько она их не замечала. И главное ведь, не притворялась - и вправду не замечала. Точно слепая".
А если не было сговора с Мариной, то версия причастности телохранителей к убийству Турусовой выглядела неубедительно. Морозов и Зарифуллин работали на Альбину Николаевну меньше года, получали очень прилично и ни в какие конфликты с работодательницей не вступали. Служба безопасности Турусовой гарантировала, что никто из бодигардов никоим образом не связан с жертвами разбойничьей деятельности Альбины. Собственноручно ни Морозов, ни Зарифуллин убить не могли, их алиби подтверждали прислуга и сама Марина. В день убийства неразлучная троица побывала в больнице, но сразу после визита вернулась домой и с полудня губернаторский особняк не покидала.
Между тем прорезались оперативники, брошенные на работу в клинике. Они установили, что два пациента стационара в свое время пострадали от Турусовой. Андрей Тимофеевич Богомолов, шестидесятишестилетний диабетик и гипертоник, два года назад был вынужден объявить о банкротстве. Перед тем он отказался от заманчивого предложения Альбины Николаевны о слиянии двух родственных фирм (его и ее) в одну (понятно чью). Александр Пичугин, сердечник, поэт и журналист, три месяца назад был изгнан из газеты "Старградский курьер" за умеренно острый очерк "Власти и напасти", обошедшийся руководству газеты в кругленькую сумму, выплаченную Альбине Николаевне за отказ от судебного иска на сумму еще более кругленькую.
По мнению сыщиков, Богомолов и его семейство на роль мстителей не подходили. И жена, и дети экс-предпринимателя едва не плясали от радости, когда супруг и отец был вынужден отойти от дел и смог наконец вплотную заняться своим серьезно пошатнувшимся здоровьем.
"Вы не поверите, но я тогда за здравие Альбины свечку в храме поставила, - рассказывала Богомолова. - До банкротства Андрюша мой выглядел - краше в гроб кладут. Лицо отечное, кожа серая, в глазах - кровяные прожилки. А все туда же - на работу уходил с петухами, возвращался за полночь. Если возвращался. Я ему говорила: "Ну зачем ты себя загоняешь? Не молоденький ведь уже! Всех денег не заработаешь". А он только отмахивался или, того хуже, орать начинал. Я под конец уже начала телефонных звонков бояться, в ночных кошмарах видела, как мне по телефону о его смерти сообщают. И тут это банкротство. Андрюша, конечно, страшно переживал поначалу, но потом его подлечили, и он буквально преобразился. Стал молодец молодцом. Читает, гуляет, собой занимается, внуком. Раз в год для профилактики ложится в клинику, проходит курс лечения. Доктора очень довольны его состоянием. И сам Андрей рад безмерно. Друзья-бизнесмены часто зовут его в помощники, но он только руками машет. Я, говорит, свое отпахал, теперь пожить хочу".
Знакомые подтвердили, что захватническая акция Турусовой обернулась для Богомоловых неожиданным благом. Андрей Тимофеевич не только не вынашивал планов мести, но даже шутил, вспоминая русскую сказку: прибрала, дескать, баба к рукам мою фирму и горе-злосчастье в придачу. Пусть теперь не жалуется, если к ней перешли по наследству мои гипертонические кризы.