Я еще лежал на земле.
«Это из-за неприятностей, которые ты причинил мне, и из-за моей больной шеи», - сказал он, касаясь своего горла, где я чуть не задушил его несколько минут назад. Затем он подошел ближе и, прежде чем я успел среагировать, ударил меня ногой по лицу и по голове.
Во мне взорвалась рвущая боль. Я пытался сосредоточиться на Лялине, но он был нечетким пятном надо мной.
Я слышал, как Фэй сказала: «Не надо!»
Лялин отошел от меня, и мое зрение несколько прояснилось. Я видел, как он мрачно посмотрел на Файех.
«Убей его», - приказал он.
Файех быстро повернулась к нему. «Нет, - сказала она.
Я с трудом приподнялась на локте, голова все еще кружилась.
«Я сказал, убей его!» - крикнул Лялин.
«Один из них может это сделать». Она показала на двух арабов.
'Нет. Вы должны это сделать ».
Теперь я мог видеть достаточно хорошо и в оцепенении смотрел, как Файех медленно приближается ко мне, держа перед собой «Беретту». Ее лицо было мрачным, глаза расширились. А потом я увидел, как в уголках этих глаз текут слезы. Слезы, которые я видел, когда мы в последний раз занимались любовью. Теперь я понял. Она подняла пистолет с рукояткой из слоновой кости, пока тот не нацелился прямо мне в грудь.
'Боже ты мой!' она сказала.
Затем она нажала на курок.
Двенадцатая глава.
Пуля сильно врезалась в меня. Я почувствовал резкую боль чуть выше сердца и ударился о землю. Файех застрелила меня. Она действительно застрелила меня.
До меня дошло не так много. Была прохладная темнота, и слышались звуки, когда они вчетвером садились в «мерседес», и рев двигателя, когда они отъезжали.
Чернота снова отступила, и это меня удивило. Еще одним сюрпризом было отсутствие горячего огненного шара внутри моей груди, которое повергло меня в шок и убило меня.
В конце концов я обнаружил, что могу двигаться. Я медленно открыл глаза и посмотрел на жаркое солнце. Случилось чертово чудо. Я болезненно приподнялся на локте и положил руку на грудь, где должна была быть дыра. Тогда я понял, что пошло не так - вернее, правильно.
Я полез в карман куртки, в правый нагрудный карман и вытащил толстый путеводитель по гробницам. Рваная дыра на обложке, проходящая сквозь книгу. Пуля .25 калибра торчала примерно на четверть дюйма из задней части книги. Я уронил книгу и осторожно расстегнул рубашку. Там был большой красный рубец на том месте, где кожа была прорвана выступающим краем пули. У меня был бы глубокий синяк, но путеводитель спас мне жизнь.
Я вспомнил, как Файех пыталась отговорить меня от покупки книги, говоря, что она может сказать мне то, что мне нужно знать. Я рассмеялся слабым смехом. Иногда все складывалось таким безумием.
Я медленно поднялся на ноги. От удара Лялина у меня колотилось в голове. Лялин. Проклятый микрофильм. Я должен был следовать за ними. Я должен был найти Лялина, прежде чем он уничтожил пленку.
Вильгельмина и Гюго лежали на земле, куда их бросил Лялин.
Получив «Люгер» и стилет, я пересел на «Альфу» и забрался в нее. Я проверил Люгер, он был забит песком. Я выругался себе под нос, пока не вспомнил о кейсе-атташе в багажном отделении с заказной работой Buntline. Может быть, в данных обстоятельствах это было бы лучшее оружие.
Я завел двигатель «Альфы» и включил передачу. Маленький GT с ревом поднял большое облако пыли.
Должно быть, прошло пять миль, прежде чем я подошел к развилке на дороге. Один путь вел в Луксор, а другой вел к побережью через Египетскую пустыню. Я вышел и стал изучать землю; Я заметил следы шин Мерседеса. Лялин ушел в пустыню. Он нацелился на порт Сафага, где, вероятно, встретится с российским грузовым судном. Но не если бы я мог помешать.
«Альфа» с ревом выехала на пустынную дорогу. Сначала дорога была хорошей, но потом она превратилась в трассу, которая становилась все хуже и хуже. Были глубокие горки песка, и «Альфу», несмотря на низкую посадку, приходилось протаскиваться через них. С Мерседесом проблем было бы меньше. В конце концов мне пришлось перейти на низкую передачу для мощности.
К полудню следы «мерседеса» становились все свежее, но солнце становилось невыносимым. Внешний металл машины был слишком горячим, чтобы дотронуться до него, и я чувствовал последствия всего, через что мне пришлось пройти раньше. Я ухватился за скользкое от пота колесо, пока машина неуклонно ехала, щурясь сквозь пыльное лобовое стекло на волны тепла, поднимающиеся с песка и заставляющие пейзаж скользить, и задавался вопросом, какой должна быть эта пустыня летом. Потом я заметил что-то сбоку от трассы.