Не удивительно, что описания пустыни мы находим во многих книгах, посвященных Египту. В своей книге «Тысяча миль вверх по Нилу» (1877) Амалия Эдвардс называет пустыню «безграничным пространством песка и камня, которое изобилует могилами и бесформенными каменными постройками и ничуть не похоже на пустыни наших фантазий». Романист-викторианец Уильям М. Теккерей (1811–1863), побывавший в Египте в 1844 году и описавший свои путешествия в книге «От Корнхилла до Большого Каира», также остался разочарованным. Он отмечал, что пустыня, «жуткая и мрачная, тянется вдаль, насколько хватает глаз, пока не сливается с желтым горизонтом… Мне, не побоюсь этого признания, сделалось не по себе». Пенелопа Лайвли в воспоминаниях о детстве в военном Каире «Олеандр, палисандр» (1994), однако, описывает более романтическое, чисто детское (и сугубо английское) впечатление от пустыни: «Едешь туда на машине, ищешь хоть какого-нибудь укрытия от ветра и палящего зноя… Для меня пустыня связана с сандвичами, молоком в термосе и азартом исследователя».
В действительности пустыня, откуда на нее ни взглянуть, выглядит безжизненно и чрезвычайно уныло: море песка, простирающееся во все стороны, оживляемое лишь следами археологических раскопок или брошенным военным оборудованием. Подходя ближе к следам цивилизации, замечаешь окурки и пустые бутылки, в горлышках которых посвистывает ветер. Вопреки утверждениям миссис Лайвли, это не то место, куда хочется отправиться на пикник и где тянет бродить по барханам, уминая сандвич.
Как ни удивительно, привлекательность пустыни таится в ее мнимой бесконечности. В Саккаре и Гизе так легко отдалиться от раскопок и уйти, что называется, в никуда. Ограждений нет и в помине, окурки и пустые бутылки быстро исчезают, и остается только песок. Ничто не задерживает тебя, ничто не препятствует, и ты идешь и идешь, милю за милей, насколько хватит сил. Перебираешься с дюны на дюну, ступаешь по гравию, от которого вскоре начинают болеть ноги, перепрыгиваешь канавы в песке. Солнце палит нещадно, его лучи, отражаясь от песка, слепят глаза, темные очки не спасают, и приходится постоянно, до рези в глазах щуриться. Не считая отдельных «вкраплений» в пейзаж, оставленных современной цивилизацией, пустыня выглядит так, как выглядела в те времена, когда строители пирамиды день за днем волокли по песку огромные камни. Однажды под вечер в Саккаре ко мне подошел местный паренек, облаченный в серую галабию и ведущий в поводу шелудивого верблюда; он указал на запад, где садилось солнце, и произнес, обнажив черноватые зубы: «Ливия». Очевидно, это было предложение прокатиться до Ливии. Но вообще-то в Ливии задерживаться нет причин: если двинуться от любой из пирамид на запад, можно пересечь всю Северную Африку и выйти к побережью Атлантики в Марокко. Ландшафт при этом практически не будет меняться. Песок и пыль, и больше ничего, разве что пролетит черный пластиковый пакет, этакий новомодный воздушный змей, подгоняемый ветром.
Ритуалы смерти: как строили Саккару
Дорога, ведущая на запад от Мемфиса, в направлении Саккары, приблизительно следует пути древних фараонов к месту погребения. Быть может, люди, сопровождавшие усопшего на этом пути, проходили мимо пальмовых куп, обильных пажитей и деревень с загонами для скота (разумеется, нынешней ковродельной индустрии не было и следа). Как ни удивительно, милях в пяти от Мемфиса кажущаяся бесконечной вереница ковровых мастерских внезапно обрывается. Дорога взбегает на холм, минует кассовый киоск и начинает карабкаться на высокое, привольно раскинувшееся плато; мгновениями спустя, совершенно неожиданно для себя, ты оказываешься в пустыне — в лицо ударяет горячий ветер, лучи солнца вонзаются в желто-серый песок. Это и есть Саккара, место, в котором зародилась одержимость древних египтян загробной жизнью.
На этом открытом ветрам плато жители Мемфиса хоронили наиболее выдающихся сородичей. Саккара — крупнейший археологический памятник Египта, полумесяц пирамид различной степени сохранности протяженностью в четыре мили; рядом с пирамидами — входы в мастабы (подземные гробницы), полуразрушенные храмы и иные здания. Некоторые едва выступают над поверхностью, другие же еще ожидают своих первооткрывателей, скрытые под многовековой толщей песка. (Последняя важная находка — гробница Майи, казначея фараона Тутанхамона, обнаруженная в 1986 году).
Место получило свое название в честь Сокара, сокологолового мемфисского бога смерти, и использовалось в качестве некрополя почти три тысячи лет. (Более того, в Саккаре найдены и захоронения IV века н. э). Надо сказать, масштаб времени поражает; только вдумайтесь — если даже взять за основу основание Рима и довести отсчет до сегодняшнего дня, получившийся временной промежуток все равно будет короче, нежели тот, в течение которого в Саккаре хоронили усопших и совершали религиозные обряды. Христианство исповедуется всего две трети этого срока, а ислам — едва ли половину; Саккара намного старше мировых религий и на протяжении тысячелетий ее не переставали наделять религиозной и церемониальной значимостью.