Охрана границы усилена, но это не помогает. К вечеру в Париж приходит донесение, что на франко-швейцарской границе были убиты три пограничника и солдат из охранения. Убила ли их та самая рыжая уборщица или кто-то еще, так и остается тайной…
Анна-Мария продолжает работать в немецком разведывательном бюро в Берлине. Однако в поведении ее проявляются вопиющие странности. Она изнурена, мысли у нее путаются, слова кажутся навязчивым бредом, при этом она почти ничего не ест. Маттезиус пытается понять, что случилось с его лучшим агентом. Правда ошеломляет его – Лессер оказывается морфинисткой со стажем, зависимость ее дошла уже до той степени, когда она перестала владеть собой.
Маттезиус мобилизует лучших врачей, те разводят руками: можно попробовать вытащить ее из наркотической ямы, но дело зашло слишком далеко, никакой гарантии нет. Тем не менее, они пытаются вернуть ей человеческий облик. Как ни удивительно, им это удается. Точнее удается это не им, а, скорее, самой мадемуазель Доктёр – благодаря ее необыкновенной воле и умению подчинить все главной цели.
В 1918 году западный фронт стран Антанты оказывается прорван. Германия и союзники ожидают контрудара. Но невозможно понять главное – где именно он будет нанесет. Приходящие от агентов из Франции сведения слишком путаны и разрозненны.
И тогда в дело снова вступает Анна-Мария Лессер. Она решает добраться до французских войск с тыла, чтобы узнать все на месте.
– Я запрещаю вам! – в ярости кричит Маттезиус. – Это слишком рискованно. И вы не готовы к такой операции.
– Если вы запретите мне, я нарушу приказ и все равно поеду, – устало говорит Анна-Мария.
Шеф смотрит ей в глаза и понимает, что удержать ее невозможно никакими средствами.
Для начала мадемуазель Доктёр неведомыми путями пробирается в Барселону. Здесь она выдает себя за представительницу южноамериканского Красного Креста. Собрав группу испанок, она организует поездку по полевым лазаретам французского фронта.
Составлена целая автомобильная колонна. Продукты, белье, медикаменты размещены в грузовиках, в легковых автомобилях едут сам делегатки Красного Креста общим числом восемь человек. Путь колонны проходит вдоль западного фронта, совсем рядом с линией фронта. Красный Крест передвигается от одного пункта к другому, от одного переполненного лазарета до другого. Здесь помощь представительниц Красного Креста принимают как манну небесную.
Каждую ночь Лессер уединяется и записывает все, что видела и слышала, все, что может пригодиться для победы над противником.
На обратном пути они заезжают в маленький полевой лазарет, расположенный неподалеку от реки Марны. Лазарет этот сами врачи и медсестры зовут „Сердцем святой Марии“. Сегодня он переполнен, сюда доставили много раненых, пострадавших при внезапной атаке немецких войск. Представительницы Красного Креста берутся за дело. Анна-Мария помогает укладывать в кровати тех, кому только что сделали операцию. Их много, очень много, для них установлено в лазарете больше ста коек.
Вот из операционной санитары несут двух офицеров. Один из них – французский капитан Генерального штаба, раненый шрапнелью в голову, второй – бельгийский саперный офицер, у него пулевое ранение в ногу. Старшая медсестра занимается французским капитаном, Анна-Мария берет на себя заботу о бельгийце. Ранение у него сравнительно легкое, чувствует он себя недурно и просит дать ему сигарету, достав ее из кармана его мундира.
Однако в тот момент, когда Лессер зажигает спичку, он всматривается в ее лицо, бледнеет и вдруг кричит:
– Вестовой! Санитары! Живо сюда, здесь немецкая шпионка!
Анна-Мария даже не меняется в лице.
– Вы бредите, милый, – говорит она ласково. – Здесь нет немецких шпионов.
– Вы, вы шпионка! – кричит лейтенант. – Арестовать ее!
Лессер закусывает губу. Она тоже узнала раненого офицера. Это Рене Остен, тот самый бельгийский лейтенант, с которым она флиртовала в Брюсселе, который разоблачил ее, и от которого она бежала на борту голландского баркаса.
Ах, с каким удовольствием сейчас она всадила бы в него пулю или хотя бы ударила кулаком в висок, чтобы он наконец заткнулся! Но на нее смотрят десятки удивленных, настороженных и испуганных глаз, она не имеет права сорваться, ее единственное спасение – это полное хладнокровие. И она продолжает ворковать, как сирена, гипнотизировать, уговаривать дергающегося, неистовствующего лейтенанта. Но силы ее подорваны, чары ее не действуют, и лейтенант уже не смотрит на нее, не слушает, а только кричит: