В остальное время, когда я не думал над вариантами побега, все мои мысли занимал Рики. Я бы многое отдал, за пучок эйголя, чтобы проведать его, но Морли строго настрого запретил передавать мне в клетку любые предметы, а сам я никак не мог дотянутся сквозь решетку до стены и сорвать ценный мох. Оставалось только надеяться, что эльмур жив.
Постепенно контроль надо мной снизили, а где-то через пару недель, охранники стали позволять себе оставлять свой пост на пару часов, в те моменты, когда Блондин проводил утренний ритуал отрубания рук. Это давало мне небольшое окно, которое можно было использовать для рисования, но о том, чтобы успеть построить руну даже речи не шло. Возвращавшиеся обратно в мою темницу людоеды тщательно осматривали клетку и мои конечности. Если они узнают, что я могу отрастить руки меньше, чем за час, мое пребывание здесь может только ухудшиться.
А еще Блондина не устроило качество моей отросшей плоти. мышцы становились жилистые и сухие из-за голодовки, и, в итоге, он отказался от идеи скормить мне человечину, заменив ее на клубни, которые выращивали аграрии. Их приносили в большом количестве, и я наконец-то стал хоть как-то наедаться.
Спустя три недели забрезжил первый луч надежды. Утро проходило, как обычно. Блондин отсек мне руки, вдоволь понаблюдал за тем, как я кривляюсь в судорогах, а затем покинул пещеру. Ферт не пожелал сидеть со мной и вышел следом. Я зарастил свои раны, как обычно отозвал «муравьев», чтобы замедлить восстановление, и апатично наблюдал за махающим руками Грумом. Он был похож своим поведением на маленького ребенка и сегодня был особо активным, расхаживая по пещере, насколько это позволяла его цепь.
— Грум!
— Ау-а? — он уставился на меня.
— Мох! — я показал ему на стену, — Дай мне мох!
— Они рядом, они совсем рядом! — он встал на коленки и начал ползать по кругу, снова превратив свою речь в нечленораздельное бормотание.
— Грум, Чергот тебя задери! Ты хоть что-нибудь понимаешь?
Но старик уже всецело был поглощен собой, лишь изредка произнося с трудом узнаваемые слова. Все они касались кого-то неведомого, кто скоро придет. В первые дни я подумал, что он говорит о солдатах шестого корпуса на поверхности, но прошло три недели, а судя по спокойствию каннибалов, так никто и не явился.
— Какой же ты тупой! — со злости я пнул засохшую кучу дерьма, которая спланировала точнехонько в голову старика и рассыпалась на куски.
Он удивленно поднял голову, посмотрел на меня, затем снова опустил глаза и поковырялся в прилетевшей субстанции. Внезапно, его лицо стало красным от гнева, он вскочил на ноги и попытался до меня добежать. Но цепь остановила его, отчего он рухнул плашмя на землю. Сообразив, что до меня ему никак не дотянутся, Грум схватил свою табуретку и швырнул в мою сторону. Она раскололась о решетку и грохнулась на пол. Одна из ее ножек расщепилась на волокна, выставив вверх короткую, но острую щепку.
Мне нужна она!
Я просунул ступню сквозь прутья, ухватил двумя пальцами ноги торчащий осколок древесины и начал раскачивать из стороны в сторону, пока не отломил. Аккуратно засунул ногу обратно и забил эту тонкую щепку под основание клетки, замазав щель все тем же дерьмом.
Есть! У меня получился тайник. Пока еще не знаю, как именно это использовать. Убить деревяшкой никого не получится, слишком она маленькая, но вот нацарапать ей хоть какую-то руну можно попробовать.
Через два часа вернулся Ферт. Увидев сломанную табуретку, он посмотрел на меня, потом на старика.
— Дразнил тебя этот негодник, да, Грум? — в его голосе сквозило не то сочувствие, не то издевка.
— Ау-а! — замахал старик руками, — Они уже рядом!
— Рядом, рядом, — вздохнул Ферт, поднял и осмотрел табуретку, после чего бросил взгляд на мои культи, и, довольно хмыкнув, понес испорченный предмет мебели из пещеры.
Внезапно голову озарила идея. Я нашарил взглядом еще одну кучу дерьма и снова пинком отправил ее в старика. На этот раз не попал, но он все равно злобно уставился на меня и начал озираться вокруг в поисках того, что можно в меня кинуть.
— Мох! Мох можно кидать! — хоть бы сработало…
— Мох! Мох! Мох! — радостно загоготал старик и начал рвать пучки эйголя со стен, а затем швырять их в мою сторону.