Глава 3
Совет
Байсур испуганно закрутил головой, пытаясь найти у мальчишек поддержку. Но Багай только хмыкнул:
— Пусть дерётся, если кости срослись. Такой позор только кровью смывают!
— Но я же… — начал Байсур и заткнулся.
Всем и так было понятно, что он мне — не противник. Что это не поединок — а именно позор смыть. Захочу — убью, не захочу…
Байсур забегал глазами, но кивнул.
Он был самым старшим из моих парней и, наверное, физически — самым сильным. Но духовно вышло — что как раз самым слабым.
В нём было слишком сильнó желание добиться чего-нибудь для себя, ухватить удачу за хвост, сыграть с судьбой в «Царя горы».
Интересно, это потому, что он глуповат? Или есть ещё какая-то, непонятная мне причина? Ну, не отсутствие же в этом мире интернета?
Я думал, что не диванным воинам как раз понятней, что играть с судьбой — всё равно, что играть с совестью.
Судьба — злая тётка, выдающая совести кредит под грабительские проценты. И медали, не заслуженные кровью, и желание за счёт другого забить себе местечко повыше — отзовутся после душевной болью и потерей чего-то такого, чему и названия пока не придумали.
Деньги? Есть куча несчастливых миллионеров, чьё имущество транжирят потом отвратительно бездарные наследники.
Власть? Это когда пьёшь, и всё мало, мало и мало? Тут счастлив тот, кто сумеет вовремя соскочить с императорского трона и заняться выращиванием капусты*.
Любовь? А что это такое вообще? Если минусовать из любви секс, то останутся верность, дружба, терпение. А любовь-то тогда где прячется?
Знание обо всём этом приходит с опытом. Но не убивать же парня только за то, что он — просто дурак?
То, что Байсур напал на меня с ножом — не очень-то и царапало. Напал — так ведь и огрёб уже достаточно для самовоспитания. Ведь не я его с волка сбросил.
Пора бы ему понять: если бы я хотел отомстить — висел бы Байсур в мешке на берёзе. И висел бы без всякого лечения — со сломанной рукой и рёбрами.
Но я по глазам видел: ничего он не понял. Решил, что я в чём-то слаб, раз не отомстил. И вот это уже было проблемой.
Умом я понимал — Байсур не успокоится и будет искать, как ему продвинуться за наш счёт. Глаза-то — бегали как у человека, готового кинуть.
О чём, интересно, они говорили с Йордом? О том, что мы — дикари, а вайгальцы — культурные? Они лучше, служить надо им?
Ну, допустим.
Йорд слышал, что на лагерь напали. Рассказывал Байсуру, что только дикари могут прийти убивать своих же детей.
О том, что вайгальцы подчинили этих детей, готовили их напасть на уцелевших всадников Эргена — это же ерунда. Этого Йорд говорить бы не стал. Это — другое… Из серии: если меня — то предали, а если я… То я не предал, я предвидел!
Вайгальцы просто предвидели, что дикари начнут убивать своих подростков, которые годятся в воины, верно, Байсур? Потому и сформировали из них отряд, который после дуром попрёт через огненный перевал. Надо тебе одуматься и служить вайгальцам. Они же победили — значит, с ними бог и за ними правда?
Я пристально посмотрел на Байсура. Спросить в лоб?
Или дать ему уже довершить предательство? Хоть убивать будет не жалко.
— Шасти, — попросил я. — Одёжу парню верни.
Йорд посмотрел на меня с интересом, но промолчал. Вот он сейчас что-то для себя понял по моему лицу. Умный, зараза.
Если Шасти снимет с наставника печать — можно ли будет ему доверять?
Вот же дилемма — передо мной Байсур, который свой, но в душе — предатель. И вражеский воин, который не захотел сражаться нечестным путём.
Если мы снимем с него «ошейник» печати, сможем ли перетянуть на свою сторону?
Или в нём есть не вся совесть, а только сучок, на котором она висела когда-то в тяжёлом мешке? И в критический момент этот сучок тоже сломается?
Мда, подвязался же я на эти галеры. Мне надо думать, что я сегодня Айнуру скажу, а я тут предателей сортирую.
Один раз предав — кто ты? Если подросток, то сумеешь ли вырасти в мужика без внутренней гнильцы? А если взрослый?
Ой, бл… Не, я лучше пойду уже мяса, что ли, поем.
Запах варёной дичины просачивался в юрту, заставляя мальчишек переминаться с ноги на ногу.
— Жрать! — скомандовал я. — Пошли все к малому костру! Большой — это явно на вечер варят.
Мясо было необыкновенно вкусное: косуля, нежная, молоденькая. Аж во рту таяло. И мягкие косточки легко поддавались, открывая ещё более вкусный мозг.
Однако Багай покачал головой, обгладывая ребро: