«Ну, добре, — выдохнул я. — тогда поиграем!»
Движения наши были скованы водой, но нужно было биться. И дать шаманам и Шасти возможность затворить дверь в преисподнюю.
Ютпа понимала, что начинать надо с врагов помельче. Она наседала на меня, а Айнур словно бы растерялся или не так хорошо видел в темноте.
— Факелы! — заорал я! — У кого факелы?
Похоже все воины с факелами оказались у второго костра.
Над болотами полыхнуло странное голубое сияние. Я понял, что медлить нельзя — Шасти начала работу. И я кинулся прямо в лапы обалдевшей от такой наглости ютпы.
— Куда⁈ — заорал Чиен.
Он уронил тело «шпиона» и кинулся мне на помощь, с размаху всаживая меч ютпе в мягкий бородавчатый тыл.
Тварь взвыла, всплеснула лапами и промахнулась, не сумев меня обнять. А я схватил клинок обеими руками, загнал ей в брюхо и провернул, делая харакири!
Чиен, понимая, что сейчас меня затопит зловонными внутренностями, рубанул ютпу по лапе, заставляя обернуться и завалиться в агонии вправо.
Я успел отскочить от потока кишок. Хотя лицо защипало от умеренно ядовитой крови, брызнувшей во все стороны.
И вдруг голубоватая вспышка озарила болота. Я увидел тысячи тварей на берегах огромного чёрного озера.
Сознание моё помутилось. Ноги подогнулись. Чёрная петля поднялась из бездны, и сдавила мне шею.
— Тащи его к костру! — заорал на Айнура Чиен. — Душа его ранена ядом!
Замелькали факелы, стало светлее, но меня уже захлестнула удавка подземного мира. Я ощутил, как сознание тяжелеет, и рухнул в бездну.
Глава 23
Эльдэ
Какой-то частью сознания я понимал, что умираю, и душа моя опускается в ад.
Кругом была багровая тьма, но видел я при этом чрезвычайно чётко и резко, словно во сне. И цвета были такие же яркие.
Я летел вниз. Туда, где бурлило огромное чёрное озеро, по берегам которого бродили тени людей.
Жирная тяжёлая вода вздыхала, выплёвывая на поверхность пузыри. И лёгкий волосяной мост тянулся через эту странную воду к бесформенному дворцу Эрлика.
Он возвышался, похожий на гору из жидкой грязи. Так дети делают у реки смешные постройки из ила или песка. И я уже видел распахнутые мне навстречу ворота. И могучего старца с раздвоенной бородой до колен.
Он сидел на кошме из переплетающихся в брачном танце змей и улыбался мне.
Тук-тук-тук-тук…
Где-то в вышине запел, заплакал шаманский бубен. Тук-тук-тук, тук-тук… Словно сердце застучало.
И вдруг всё изменилось, а я увидел самую обычную палату интенсивной терапии со стеклянной стеной, за которой суетился медперсонал.
Палата была большая — целый ряд широких кроватей на колёсиках.
Я смотрел сверху, словно бы с потолка. И видел мониторы, капельницы, аппараты искусственной вентиляции лёгких и прочую, неприятную для здорового человека медицинскую технику.
На кроватях лежали распластанные безвольные люди, присоединённые к капельницам, с прозрачными масками на лицах, с трубками, вставленными в дыхательные пути.
Успел подумать, что это — тоже своего рода ад, только иной, человеческий. Но ад, из которого пока ещё есть выход.
И тут в палату вошёл подтянутый бородатый доктор, а за ним — молоденькая медсестра.
Доктор подошёл к одной из кроватей, где, закрытый одеялом до подбородка, лежал бледный худощавый мужчина без маски.
— Надо переводить его в отдельную палату, — сказал доктор. — Дышит-то он сам.
— Но это же кома? — спросила медсестра.
Наверное, это была студентка. Уж больно юная всё-таки.
— И да, и нет, — ответил доктор. — Рефлексы-то не нарушены.
— А почему он не приходит в сознание? — спросила медсестра.
Я потянулся, приблизился, навис над ней и увидел её чистые-чистые глаза — голубые, с крошечными жёлтыми крапинками. Красивые глаза.
Человек на кровати что-то промычал.
Медсестра кинулась к нему, приподняла одеяло, заглядывая в лицо.
— Иван Сергеевич! — воскликнула она. — Он же говорит!
— Такое бывает и в коме, Лидочка, — покровительственно улыбнулся доктор. — Это просто бессмысленные звуки. Его сознание выключено. Он рефлекторно мычит, только и всего.
Человек прошептал что-то ещё.
Может быть, для доктора и медсестры это были бессмысленные звуки, но я различил:
— Керо.
Он просил пить!
Я опустился ещё ниже и понял — на кровати лежу я сам!
— Кай, очнись! Ну, пожалуйста! — это был голос Шасти.
Он ворвался в больничную палату, сломал картину белого мира, потащил меня вверх.
Сознание помутилось, и пришла боль.