— Кончай дымить, — сказал я шаманке. — Сматываться надо отсюда.
— Успеем теперь, — бросила она мне и опять расплылась в улыбке.
— Ну вот чего ты радуешься! — рассердился я.
— Радуюсь, что сразу медведя в тебе углядела, — захихикала шаманка. — Не из наших ты — не из барсов и не из волков. Правильно братья решили — ты из воинов тех горных отрядов, что шли правителю Юри на подмогу. Это у них родовой зверь — медведь. Не видали мы раньше этих медвежьих воинов. Да больше и не увидим. Так и полегли все в битве с драконами.
— Ну не все, — вздохнул я. — Раз медведь как-то меня опознал.
— На, — сказала мне шаманка, протягивая небольшой бурдючок. — Иди к чёрному боку горы. Поблагодари Хозяина, побрызгай на его каменный бок аракой. Тогда и дальше пойдём.
— А куда пойдём? — спросил я, повертев бурдючок. Вещь была красивая, прямо музейная, украшенная орнаментом и костяными бусинами.
— На гору его пойдём, — пояснила шаманка. — Она укроет теперь. Тропа сама приведёт.
Я не очень-то поверил в это «сама». С тревогой посмотрел в небо: не летят ли там ещё какие-нибудь вороги?
Но в небе было ни облачка. И тихо так. Даже вороны перестали орать — попрятались. Да и кто смог бы выследить нас так быстро? Колдуны?
Расстояния тут такие, что уйти мы теперь успеем. Много ли колдунов у терия Вердена, чтобы гоняться за детьми и старухами? А спутников, дронов или сотовой связи в этом мире пока ещё не придумали.
— Как думаешь: узнают колдуны этого вашего терия, что тут было? — спросил я у шаманки на всякий случай.
— Это — как повезёт, — покивала она. — Не всякий колдун умеет видеть духов долин и гор, пока они сами ему не покажутся. — Может, и не поймут ничего. Может, обережёт гора, если наши духи сильнее.
Шаманка всё курила свою трубочку, намекая, что я ещё должен принести жертву призрачному медведю, и я подошёл к обнажению. (Так, кажется, называется место, где видно, из какого камня состоит поросшая сверху лесом гора?)
Мне казалось, что камень тут тоже старый — какие-нибудь сланцы. А в итоге получилось — базальт.
Геологических знаний мне не хватало, конечно, но было ясно — выглядит чёрный и плотный каменный бок горы инородным, слишком молодым, что ли? Я побрызгал на него молочной самогонкой, как научила шаманка.
— Спасибо тебе, брат-медведь, — сказал я. И, пользуясь тем, что никто не слышит, добавил: — Передай нашим, российским медведям, привет от Женьки Кесаря. Не похоже, что я тут как есть пропал, но для них-то пропал совсем.
Похлопал тёплый каменный бок, нагревшийся за день на солнце. Гора взирала на меня ласково, и на душе как-то сразу стало спокойно.
В конце концов, призрачный медведь — не чуднее того, что со мной случилось. Вот только непонятно, могу ли я как-нибудь выбраться из этого странного мира?
Призраки в зале с колоннами говорили, что отца мальчишки, в чьём теле я очнулся, убили. Нужно отомстить за него, тогда хотя бы у пацана появится шанс.
А вот что будет со мной — я так и не понял. Если просто убьюсь тут в процессе — то как бы и ладно. Что мне тут делать? Из родни — один вот этот медведь.
Ещё раз окропил молочным самогоном каменный бок. Запах был острый, непривычный. Неужели духу медведя такое нравится?
Я прижал горлышко бурдючка к губам и глотнул. Самогон оказался слабеньким, вроде портвейна. Но неожиданно приятным на вкус. И я глотнул ещё раз.
В голове у меня сразу прояснилось, и всплыли подробности видения в зале с колоннами. Да так чётко, словно я только что это увидел!
Вот же я тормоз! Отец «моего» парня — это же правитель Юри! О нём говорили в аиле мои названые братья! А парня зовут Камай из рода Красных драконов. И сроду он не медведь.
То есть, это он не медведь, а я…
Посмотрел на запястья, перемотанные полосами льняной ткани. А теперь-то чего скрывать?
Размотал. Но красный след, если он и появлялся во время боя, уже сошёл. Допустим, шаманка права, и рядом с узором скоро появится морда медведя.
Камай был драконом, но я-то не он. Я парень сибирский — мишки да балалайка. И если зверь мне поможет, найду убийцу. А там — будь что будет.
Я спустился вниз, на тропу. Моё разновозрастное воинство уже подтянулось к свежей яме, где покоились вражеские воины, и лопало ячменные лепёшки с шариками сыра.
В животе у меня булькнуло, ухнуло, и я тоже накинулся на разложенную на камнях еду. Сыр был кислый, жёсткий, сухой. Но мои новые молодые зубы махом крушили его, а новый молодой желудок только бурчал себе — мало, мало!
И никого не смущало, что обед мы устроили рядом с братской могилой.
Малышня наелась, напилась и начала играть в волчьих всадников, которых сожрал медведь. Дикие дети — никакого стресса. Вот только воды было маловато, и досталось им совсем понемногу.