Я улыбнулся невольно. Видно, мужики решили тут грустно посидеть у обрыва и выпить, чокаясь с вечностью, а тут я.
Ойгон заметил меня, остановился. Посмотрел на Ичина. Тот махнул рукой: да иди мол, чего тут теперь.
Брат подошёл, бросил мясо на камень. И мы втроём уселись прямо на краю пропасти, болтая ногами.
— Вот. Крепкая! Хойтпак мать делала, — сказал Ойгон, вытаскивая деревянную пробку из горлышка бурдючка с аракой.
Я вспомнил, что в аиле Майи самогонный аппарат занимал довольно почётный угол. Видимо, алкоголь люди ценят везде, где его можно добыть.
Брат протянул бурдючок Ичину.
Тот глотнул и кивнул:
— Крепкая!
Ойгон в свою очередь тоже сделал глоток, расплылся в улыбке и протянул бурдючок мне.
Я покатал араку во рту — на моё имхо выходило градусов двенадцать-пятнадцать, у шаманки покрепче была. Но тоже кивнул: не годится ругать женщину, которая мне как мать. Раз крепкая — это достоинство, пусть будет крепкая!
— Гэсар говорит, старый я стал, — начал Ичин. — Говорит — война ещё только начинается. Воевать надо — а мы в горах сидим. Кровь у него молодая играет.
— Только давай без лозунгов? — попросил я. — Сам вижу, что дело плохо. Но, пока мы живы — отступать рано.
Ойгон хмыкнул и сунул Ичину араку: пей, мол, чего тянешь.
Тот припал к деревянному горлышку, а Ойгон достал нож и стал кромсать мясо, разделяя по рёбрам.
— Это баран, что ли, такой большой был? — удивился я, разглядев, что тут не целый бок, а маленький кусочек от чего-то здоровенного.
— Это дракон, — ухмыльнулся брат, продолжая кромсать рёберную часть туши. Она была обжарена совсем слегка, видимо, воины прилетели и только готовились к трапезе.
Я вспомнил, что должен соблюдать какой-то дурацкий пост, но… ведь только Тенгри видит? А Ойгон с шаманом уже слегка пьяные, может, и не заметят. Монголоиды ведь быстро пьянеют.
А раз никто не видит — то это Тенгри и велел меня накормить! Любит он воинов, заботится. Спасибо ему!
Я быстро схватил протянутый Ойгоном кусок и вгрызся в него зубами.
В нос ударил ни на что не похожий запах, но на вкус мясо было как мясо. Только не дожаренное.
Оставалось надеяться, что желудок Камая к этому приспособлен. Но вообще — неплохо пошло, если привыкнуть к запаху. Очень даже неплохо!
Шаман тоже взял себе кусок ребра и молча отдался процессу. Мясо оказалось на удивление мягкое, вроде курятины. Сами ребра, как я и предполагал, — тонкие, почти невесомые.
— Хорошо! — сказал Ойгон, обгладывая очередное ребро. — Редко только попадается такая добыча.
— А барсы охотятся на драконов? — спросил я.
— Дракон без колдуна на загривке — стае крылатых волков не противник. Но в старые горы они залетают редко. А жаль! — Ойгон вытер о плечо жирные губы и приложился к бурдючку, пустив его после по кругу.
— До ночи надо бы успеть улететь отсюда, — сказал я, глядя, как птица-солнце не спеша спускается со своего небесного насеста.
— До ночи успеем, — кивнул Ойгон.
— Так что там на перевале-то было? — спросил я. — Почему барсы не смогли уйти за остатками войска правителя Юри через перевал?
— Перевал весь в огне, — пояснил Ойгон, аппетитно чавкая. — А ледяная буря на подходах такая, что ветер сбивает с ног. — Лёд и пламя.
— А как вы раньше там проходили?
— Духи перевала должны были пропустить нас, — вздохнул Ичин. — Но они меня не послушались. Думаю, это потому, что на мне — грязная, злая рана. Мы договорились с Мергеном — я скоро умру, и он встанет на моё место. И тогда барсы попробуют пройти через перевал ещё раз. Мы отправились с ним в святилище Белой горы. И я передал ему знаки власти. Они уже начали сходить с моих рук, смотри, Гэсар?
Ичин снял с больной руки кожаный наруч, плеснул араку на чёрное от раны запястье и на нём проступили знаки — те же орнаменты, браслетами охватывающие руку, что и у меня, только рисунок был иной. И морда барса красовалась между двумя орнаментами.
— Знаки уже потускнели, — сказал Ичин. — Мергену нужно было только подождать немного. Но мой преемник стал вести себя странно. На обратном пути он только и делал, что ссорил воинов. А потом жертвенного волка ножом ударил… Зачем?
— Ты не знал про «глаз колдуна»?
Шаман покачал головой.
— Я слыхал про такие камни. Но не знал, что Мерген носил эту дрянь с собой. Он, наверное, решил, что это камень помогает ему, когда я уступил власть без боя. Но единство отряда всегда было мне дороже власти. И жизни моих воинов. Я надеялся, что новый шаман сможет увести барсов через перевал. А если бы мы раскололи наши маленькие силы, терию Вердену не пришлось бы даже посылать сюда колдунов. Мы бы просто перебили друг друга.