От скрытого за домами озера доносились крики птиц. Розы, высаженные по краям дороги, сладко благоухали. Словно рубиновой лентой, они украшали их путь.
Герда по-хозяйски взяла Кая за руку, и он ощутил тепло ее тонких пальцев. Многие могли истолковать их отношения превратно. Особенно теперь, когда им обоим почти минул семнадцатый год.
Они направились к укромной заводи, туда, где берег не был скалистым и изгибался, а тень ив скрывала от чужих взглядов.
С наступлением холодов водная гладь покрывалась ровным блестящим льдом, ослепительным и прозрачным, пока его не припорошит первый снег. Именно на этом озере Кай и Герда в детстве долгими зимами катались на коньках. Ныне это происходило реже. Взросление уничтожает свободное время и наполняет жизнь заботами, а для Кая оно превратилось в поиски заработка, чтобы избежать спуска в соляную шахту. Временами Кай подрабатывал в семье Герды – таскал тяжести на кухне и исполнял любую порученную работу, пока господин Хакон, как и большинство других мужчин, добывал соль. Остальное время он тратил на свои картины, посвящал им каждую свободную минуту, в мыслях лелея желание уехать, но что-то удерживало его на месте, словно на ноги надели кандалы.
И это отнюдь не был страх перед неизвестностью.
Пока достойно существовать в Хальштатте ему помогала работа над фреской и семейные портреты, которые в последнее время заказывали местные жители. Правда, денег приносило это мало, едва окупались краски. Лишь семья Хэстеинов могла достойно оплатить его труд – они владели большей частью шахты, их поместье, со стороны выглядящее точно средневековый замок с картин, высилось на другом берегу озера. Ныне фреска, которая должна была украшать церковь, была наполовину завершена. Таланта и усердия Кая оказалось достаточно, чтобы его наняли для выполнения столь важной работы. И именно эта работа позволяла ему не бедствовать и держаться дальше от шахт. Каю казалось, уступи он хоть однажды, покорись судьбе и пойди по легкому пути, и больше никогда не напишет ни одной картины. Глупое убеждение, но теперь он держался за него твердо, несмотря на порицания окружающих: взрослый парень, а занимается ерундой, мешки с мукой таскает да красит что-то.
Герда же помогала с выпечкой в доме своей матери. И, кажется, мечтала сбежать. Они разговаривали об этом раньше, когда были младше. Но теперь перестали. Герда сама стала избегать этих разговоров.
Озеро встретило их сверкающей гладью и кваканьем лягушек на поросшем камышом берегу, на котором расположилась остальная часть их компании.
Трин сидела у самого берега, опустив белые ступни в прохладную воду. Словно озерная гладь в ветреные дни, ее темные волосы волнами спускались до самой талии, укрывая спину. Полненькая и низенькая, но с широкой улыбкой, в которую складывались ее пухлые губы. Ее брат Йон, напротив, отличался высоким ростом. Он напоминал отца, с его щербатой улыбкой и такими же мозолистыми руками, натруженными в их семейной мастерской.
Обычно их всех отпускали к озеру в обеденное время. Лишь Кай был сам себе хозяин.
Герда помахала им, припустив вперед и оставив Кая с котомкой еды позади.
– Почему вы так долго? – спросил у нее Йон.
– Кай вновь увлекся и забыл про время, – бросила Герда, дожидаясь, пока он догонит ее. А после сдернула салфетку с корзины и стала раскладывать содержимое на поваленном стволе дерева, чья крона опускалась прямо в озеро, словно утонув в зеркально-чистой воде. И лишь часть листвы упрямо тянулась к небу, свету и жизни.
Вскоре они устроились, попивая ягодный морс и смотря, как кусочки облаков скользят над головой. Временами в озере плескала рыба. Но несмотря на царившую жару, лето подходило к концу. Близилась осень.
– Мама купила чудную красную ткань для нового платья, – похвасталась Трин Герде.
Йон закатил глаза, видимо, уже раз в десятый слыша о покупке.
– Вот такого оттенка, – ткнула Трин пальцем в тонкую материю, что удерживала часть волос Кая на затылке, чтобы те не лезли в лицо.
Герда проследила взглядом, и ее губы медленно растянулись в улыбке.
– Кажется, у нас будут платья одного цвета, – проговорила она, не расстроившись по поводу случившегося. Герда любила алый, и все, кто был знаком с ней, знали это. Но материя столь яркого оттенка всегда была дорогой.
Трин новость скорее расстроила. Не следя за нитью разговора, Кай поднял ладонь и дернул за край ленты, распуская узел и позволяя черным прямым волосам упасть на скулы.
Он сжал ленту в руке, рассматривая так, словно впервые увидел, и потирая гладкую ткань пальцами.