— Кайа…!
— Извините…
Боковым зрением заметил, как дернулась бабка, сначала вроде бы радостно, а затем, поняв, что Игорь не убит, с явным раздражением ударила себя ладонью по бедру.
Ободренные подобным началом Вениаминовы и их родственники зааплодировали. Аплодировала и прислужница Государыни.
В моих глазах заплясали знакомые уже зеленые адреналиновые кляксы, а время начало замедляться.
Уважаемый приемный отец, пожалуйста, не дай себя убить! Иначе твоя любимая жена и твой еще не рожденный сын, а также я, что совсем плохо, рискуем недожить до завтра!
Стоять сейчас и просто наблюдать, понимая, что моя жизнь и смерть от меня никак не зависит это…
Это просто невыносимо!
Мою спину покрыла испарина.
А поединок тем временем продолжался своим чередом.
Папаня, в чьих руках клинки казались игрушечными, еще не сумел провести ни одной атаки или контратаки. Вениаминов же атаковал непрерывно.
Игорь Филатов лишь парировал удары и отступал.
Каждый раз, когда клинки дуэлянтов сталкивались друг с другом, сердце мое уходило в пятки. Ничего прекрасного в подобной схватке не было. Средневековое варварство. Даже звук сталкивающейся стали был сейчас отвратителен моему слуху.
В рядах Вениаминовых царило явное воодушевление и оживление, и вообще, настроение у них стало лучше, чего нельзя было сказать о родственниках Игоря.
Как же папашкин противник прекрасно двигается…
«Порхай, как бабочка. Жаль, как пчела». — вспомнились мне слова Мохаммеда Али, когда после очередного выпада Вениаминова, на белоснежной рубашке Игоря, в районе левого плеча расцвело кровавое пятно, а саму руку он опустил и поднять уже не смог, хотя и продолжал удерживать дагу.
Я крепко сжал в кулаке ткань юбки.
Игорь Филатов отлично владеет холодным оружием, но…
Но между этими двумя такая разница, и теперь это совершенно очевидно каждому, как между очень хорошим боксером, но одним из многих, и чемпионом мира. Причем разница эта не в пользу Игоря. А значит…
Значит, происходящее совершенно не случайно и это просто чей-то план «Б».
Не получилось сковырнуть приемного отца, используя репрессивную машину государства и план устроителей всего этого действа просто пошел иным, заранее просчитанным путем. И теперь становится совершенно ясно, почему этот тип, Вениаминов, вел себя так вызывающе дерзко во время задержания папани. Все это было сделано специально затем, чтобы, если вдруг папаше удастся избежать одного капкана, он гарантировано попал бы в другой.
За всем этим стоит одна лишь Государыня? Или же некто неизвестный мне использует как пешку и ее саму?
Я вгляделся в лица дуэлянтов. И к моему удивлению, ни один из них не выказывал ни страха, ни волнения. По крайней мере, внешне. Лишь приемный отец слегка морщился от боли. Оба бойца были собраны и внимательны, продумывая свои дальнейшие действия в эти мгновения между атаками.
Также на физиономии Вениаминова я не разглядел и тени той радости, которая бывает, к примеру, у охотника, совершившего удачный выстрел.
Этот человек, без сомнения, профессиональный убийца. Бретёр.
А в следующий миг…
Папашка, с ловкостью и скоростью, совершенно несвойственной человеку его комплекции, совершил движение влево, оказавшись ко мне спиной, вследствие чего я не сумел увидеть того, что же именно произошло далее, но…
Но я все еще видел лицо Вениаминова, на котором проявилось выражение, каковое бывает у шахматного гроссмейстера, когда за десяток ходов до фактического завершения партии он понимает, что уже проиграл и, осознав этот факт, явно расстроился.
А затем большинство из собравшихся Филатовых, включая и меня, увидели, как острие рапиры Игоря входит под нижнюю челюсть Вениаминова.
Весь поединок Игорь Филатов дожидался своей возможности и, дождавшись, он ее не упустил.
Его противник кулем свалился наземь уже будучи мертвым.
Да! — взвизгнул я, глядя на мертвого противника папаши. Но, строго про себя.
Однако предвидя подобный исход «за мгновение до…», Вениаминов решил вырвать хотя бы ничью, проведя контратаку, незаметную с той точки, в которой стою я. И когда Игорь повернулся ко мне своим бледным, как мел, лицом, я увидел торчащую из его живота рапиру Вениаминова.
Бляха-муха!
На дуэльной площадке воцарилось гробовое молчание, а затем…
Затем тишину разорвал дикий вопль молодой женщины. Той, что ранее с лютой ненавистью смотрела на Игоря. Схватившись за голову и завертевшись на месте, будто бы юла, она затем кинулась за оброненной Вениаминовым дагой, подняв которую явно вознамерилась заколоть стоящего боком к ней моего приемного отца.
Нет, не жена она ему и не подруга. Это младшая сестра убитого… — подумал я, глядя на выражение лица обезумившей от горя женщины, а моя рука скользнула в сумку.
Все разворачивалось столь стремительно, что присутствующие люди, не успевшие еще оклематься после молниеносного завершения поединка, просто наблюдали за происходящим.
Однако в тот миг, когда молодая женщина замахнулась, чтобы ударить Игоря дагой брата, по ушам присутствующих ударил громкий звук выстрела.
Молодая женщина уронила дагу на землю.
— Мама… — шепотом произнесла юная красавица, глядя на то, как по ее бежевому пальто, в районе живота, расползается жуткое кровавое пятно, а затем перевела взор на высокую рыжеволосую барышню, чье лицо скрывала вуаль, и которая, отбросив револьвер, поднимала теперь вверх свои руки. — Мама, она убила меня!
Глава 80
Предместье Санкт-Петербурга, в гостевом покое крупной частной медицинской клиники, около восьми вечера того же дня.
(Ругается на английском)
— Дерьмо. — прокомментировав все произошедшее за сегодня, впервые за долгое время заговорил на языке Шекспира я, положив голову на подушку и прикрыв предплечьем глаза, когда за дежурным психологом этой больницы закрылась дверь.
Повернув голову, посмотрел на небольшой декоративный столик, на полированной столешнице которого стоит графин с водой, казенного вида стакан и пузырек с несколькими таблетками (успокоительное, со слов доктора), которые мне предлагалось выпить, чего я делать не стал.
Вздохнув, снова прикрыл глаза, и из подсознания моментально всплыл образ той красавицы, Вениаминовой, которая, с удивлением посмотрев на меня, плаксивым голосом пожаловалась своей матери на то, что я, мол, убил ее.
Господи, никогда тебя ни о чем не просил, да и, если честно, не особенно-то в тебя и верю, но…
Но если ты, и правда, «еси на небеси», то, пожалуйста, не дай умереть этой девице, иначе…
Не желаю даже и думать о том, что может и, скорее всего, обязательно начнется, если она все-таки склеит ласты!
И моему приемному отцу тоже не дай умереть. Особенно ему!
Я оглядел небольшой по площади, но лаконично обставленный гостевой покой. Никого, кроме меня здесь сейчас нет. Я один-одинешенек. Опять. Как, впрочем, и всегда. Надоело…
Сейчас я был бы рад даже обществу тетки. Впрочем, чего уж врать, ее обществу я теперь буду рад всегда, ибо несмотря на свой, мягко говоря, непростой характер и желание подложить Кайю под нужного Семье человека, она…
Мне вдруг вспомнилась Мари Потап, которая без малейших колебаний отдала свою жизнь во имя спасения моей…
Тетка сегодня спасла мне жизнь, что и говорить (но, разумеется, если бы я столь оперативно не бросил револьвер, то меня бы пристрелили несмотря ни на что), когда, разведя руки, заслонила меня от охранников великого князя, уже изготовившихся стрелять.
Нет, благодаря тетке и самому великому князю, исключительно вовремя заоравшему во всю глотку: «Не стрелять!», меня сегодня не застрелили. Хотя и нехило поваляли мордой по земле, как говорится, посадив еще немало синяков на моем теле, а затем заломили руки и надели гибкие наручники.
У тетушки от всего произошедшего приключился гипертонический криз (вот нахрена на подобное мероприятие тащить женщин и девочек-подростков?), и, вероятнее всего, она сейчас тоже где-нибудь здесь, в этой больнице. Уверен, медицинское учреждение выставит нам конский счет, учитывая тот факт, что наше Семейство оккупировало как минимум половину этажа клиники, обустроив здесь же еще и несколько постов охраны. Впрочем, что такое для Филатовых какой-то там счет за лечение?