Пашка поднялся со своего места и подошел к еле освещенной рулевой машине. Он поднял руку, требуя внимания, но и без этого символического жеста все взгляды были прикованы к нему, только глаза во мраке сверкали. Старпом откашлялся и открыл, было, рот, борясь с внезапной робостью, но тут в румпельное отделение открылась дверь.
Не та дверь, что использовалась бандитами и была постоянно задраена с той стороны, а другая. Вела она прямо к судовому котлу, очень важному агрегату, основной задачей которого было обогревать используемое тяжелое топливо для главного двигателя, чтоб оно могло благополучно распыляться форсунками в цилиндрах, а не быть вязкой негорючей грязью. С котельного помещения можно было попасть куда угодно: дверей там не было. Опять же с самого верха фальштрубы спускались трапы, оканчиваясь прямо перед входом в румпельное.
Эту дверь по каким-то причинам не проверили ни сомалийцы, ни их арабский босс, ни сами члены экипажа «Меконга». «А дыру в стене Чинганчгук и не заметил!» — подумал старпом, в то время, как к ним в оказавшийся незапертым каземат осторожно вошел Джон. Высокого роста, светловолосый, с выправкой активного спортсмена, правда — ветерана.
— Паша, привет! — сказал тот по-русски самому освещенному человеку.
Потом, приглядевшись, изобразил на лице удивление, выпятив нижнюю губу, и приветственно поднял правую руку:
— Юра, здорово!
Повернулся к филиппинцам:
— Эфрен! Glad to see U!
— Одни знакомые, право слово! — резюмировал он. — Captain, how are U doing! Hello, other men!
— I'm not a captain, — раздался в ответ голос Бааса, все остальные потеряли способность говорить, зато научились держать рты открытыми совсем по-голливудски: долго и выразительно.
Часть 2. Джон
1
Вообще-то Таиланд — не самая поганая страна, в которой довелось бывать Джону. Не говоря уже про Малайзию, обеспеченный Сингапур и благословенную Камбоджу. За пятнадцать лет карьеры водоплавателя можно было достаточно насмотреться, чтобы сложилось свое мнение. Он старался держать его при себе: все равно любое суждение воспринималось с изрядной долей недоверия у нечаянных и настырных слушателей. Они знали лучше: насмотрелись телевизор, начитались глянцевых журналов гламурных журналистов. Иногда даже сами верили, что были в той же Никарагуа, или на Бали.
Джон улетел с Питера, намереваясь попасть в Бельгийский порт Антверпен. Но как-то так распорядилась судьба, что уже по прибытию в знакомый аэропорт Франкфурт его перехватил агент с телефоном, благодаря чему позднее вылетел он уже в другую сторону света, в Азию. Агент вовсе не имел кодовый номер 00Х, телефон отнюдь не являлся новейшим оружием, заставляющим человека лететь к черту на кулички вопреки своей воле и здравому смыслу.
Унылый немец, поблескивая очками и лысиной, убрал табличку с исковерканной неизвестно на какой манер фамилией Джона и боязливо протянул телефон.
— Вам есть необходимость звонить фирму господину Де Йонгу, — сказал он, картавя, как Вова Ленин.
«Вот поэтому многим казалось, что Ленин германский шпион», — подумал Джон и спросил:
— А номер телефона?
— Вы не знаете? — очень удивился агент.
Пришлось доставать из вороха бумаг гарантийное письмо, где номер, конечно же, наличествовал.
— Очень прошу Вас извинить меня за столь неожиданный поворот событий. Может быть, Вы не откажетесь полететь в Сайгон, чтобы там вступить в должность старшего механика теплохода «Кайен»? — после всех вежливостей и формальностей проговорила Джону трубка голосом Де Йонга.
— Когда? — еще не переварив информацию, поинтересовался Джон.
— Вообще-то, сегодня. Точнее, через 4 часа рейс на Вьетнам.
— Позвольте, но у меня багаж сдан совсем по другому маршруту, — удивился стармех.
— Так, значит, Вы согласны? — оживился Де.
Джон озадаченно почесал в затылке.
— Ну, в принципе, если бы как-нибудь добыть мои вещи, то возможно бы я и согласился, — сказал он. — Но при условии, что жалованье и прочие условия контракта не будут изменены без моего на то согласия.
— Нет, нет, — заторопился Йонг. — Все остается неизменно. Как подписано Вами в нашем контракте.
«Знаю я про ваши контракты. С нас требуете беспрекословного выполнения условий, сами же легко плюете на них», — подумал Джон, но в трубку сказал другое:
— Так что там с моим багажом?
— О, не волнуйтесь. Господин Гимлер позаботится о переоформлении. Спасибо Вам за помощь и понимание. До свидания.
Джон вернул телефон агенту, одновременно вспоминая, что некоторые вопросы так и остались неясны. Например, в прописке паспорта моряка так и останется m/ v Amsteldijk. Впрочем, какая разница? Теперь уже поздно, раньше надо было побеспокоиться.
— Итак, господин Геринг, Вы поможете мне разобраться с моими вещами? — спросил он.
— Гимлер, — ответил тот, не моргнув и глазом.
«Черт, какая неувязка вышла!» — пронеслось в голове Джона. — «Этак я его еще и Геббельсом, или того хуже — Гитлером назову».
— Ради бога, простите, — даже приложил руку к сердцу, подчеркивая свою искренность. — Перелет, знаете ли, некоторое утомление.
— Я понимаю, — без тени улыбки или намека на обиду ответил немец.
Несмотря на то, что после подписания некоторых бумаг касательно изменения конечного пункта, а также уверений Гимлера, что компания одна и та же — Люфтганза, и дорожный рюкзак, стало быть, полетит с ним на одном самолете, невеселая мысль о прощании навеки с такими дорогими сердцу вещами неотступно преследовала весь полет. Рядом пыхтел и хлестал пиво толстый бородатый старикан, оказавшийся вдобавок еще и с костылями. Все долгие часы перелета он исправно выполнял обязанности дневального и непременно будил, когда стюардессы разносили свои деликатесы. Словом, все как обычно.
Сквозь пелену жестокого тропического ливня из аэропорта Хо Ши Мина вьетнамский агент отвез Джона в гостиницу переждать три часа, пока подлетят другие несчастные по причине начала контракта члены экипажа. Отель был такой, как в фильме Оливера Стоуна про вьетнамскую войну: циновки, плетеная мебель, душевая с видавшей виды плиткой по стенам, тяжелые темные шторы, которые даже не тянуло приоткрыть. Но Джон нашел в себе силы и чуть отодвинул одну из занавесей: ничего интересного. Второй этаж, рядом освещенное гостиничными фонарями дерево, похожее на большой куст, на одной из веток, задрав гигантский клюв к низвергающимся с неба потокам воды, сидит недовольная щуплая ворона. Ее глаза-бусинки гневно пилькали, сердясь не знамо на что. Джон подмигнул вороне сквозь пелену дождя, та в ответ на пару секунд взъерошила все свои перья, брезгливо передернулась и отвернулась.
— Эх, ты, — осуждающе сказал Джон. — А вещички-то мои того! Прилетели!
Над холодильником висела опись содержимого мелкими буквами и ядовитым красным сантиметровым шрифтом резала глаза надпись: «Нет проституткам! Запрещено в номере пользоваться платными сексуальными услугами».
Не успел Джон подумать: «А бесплатными?», как в дверь постучали. На пороге оказался портье с подносом доброй еды: рыба, рис, бульон и палочки. Разложив все это дело на маленьком столике, который почему-то хотелось назвать мансардным, он предложил:
— Не желаете даму, сэр?
— Бесплатную? — невинно поинтересовался Джон.
— Ха-ха, — ответил портье.
Джон указал на красный слоган.
— Ха-ха, ха-ха, — сказал портье.
— Нет, спасибо, приятель, — улыбнулся Джон. — Я только что с дома.
Вспомнив про дом, стало грустно. Дождавшись, когда уйдет все такой же приветливый гостиничный служащий, он вскрыл холодильник и обрадовался: изобилие бутылочек с коньяком, джином, виски, водкой, а также запотевшие банки Хейнекена, Будвайзера и Варштайнера не могли не привести в священный трепет любого, даже самого непьющего человека.
«Спокойно, Ипполит!» — сказал Джон самому себе и принялся разглядывать: а что же такое написано здесь мелкими полустертыми буквами поблизости от призыва к бесплатной любви? Оказалось цена. Священный трепет сменился благородной яростью: цена банки с пивом в рублевом эквиваленте равнялась стоимости литровой бутылки водки за пределами аэропорта Пулково — 2. А коньяк перетягивал пол-ящика той же водки, только в полулитровых бутылках.