6
Джону очень понравилось в Камбодже. Правда, стоянка в Сихануквилле была короткая даже по меркам контейнеровозов — два с половиной часа. За это время нужно было успеть сдать на берег шлам, накапливающийся в машинном отделении, то есть всякие протечки тяжелого топлива. За три недели морской практики их накапливалось порядка двенадцати кубов. Это при разумной эксплуатации, когда топливо загадочным образом списывается и тайно сливается в особый резервуар. А потом в Сихануквилле сдается на береговые цистерны по сто долларов за куб. Деньги делятся между главными злоумышленниками: страмехом и вторым механиком. А также выделяется небольшая сумма мотористу — филиппинцу, чтоб тому жить было веселее.
Некоторое время такой бизнес процветал, но потом цены стали неуклонно и резко падать, смысл в сливе топлива терялся, зато появилось некоторое свободное время для посещения в энергичном темпе ближайшего пляжа.
Море здесь было более-менее чистое, не то, что в Индии, Китае, Пакистане, Афганистане или Шри-Ланке, где вонь и отбросы. В Афгане вообще даже моря нет. Под бортом судна плавают в три видимых слоя рыбы. На поверхности миллион мальков, чуть пониже покрупнее, но ее меньше, и еще ниже величиной с локоть, ее совсем немного. Водяная толща искажает объекты в сторону увеличения. Та, что кажется размером с локоть иногда всплывает и, блеснув на солнце чешуей, хватает рыбешку со среднего слоя. Остальные продолжают спокойно шевелить плавниками, не дергаясь и не пытаясь скрыться. В свою очередь те, что средние, из которых только что кого-то схавали, поднимаются к поверхности и, растопырив в стороны жабры, лениво вдыхают воду вместе с мальками. Мальки трепыхаются, но охотно играют роль завтрака, обеда или ужина. Наверно, местная фауна тоже живет по законам, установленным когда-то более тридцати лет назад красными кхмерами. Полное непротивление злу насилием. Приедут два маньяка с автоматами в деревню, у каждого красная ленточка на лбу. Выведут жителей из домов, разложат в ряд вдоль канавы, чтоб все лежали плечом к плечу, головой к кювету, и примутся за революционный суд. Один в сторонке покуривает, другой подобранной же в деревне мотыгой проламывает поочередно черепа крестьянам, не считаясь с полом и возрастом. Крестьяне лежат, прислушиваясь, не веря особо в происходящее. Маньяки потом — прыг в машину и на отчет к командиру: уничтожено столько-то голов партизанствующего элемента, можно ли в увольнение сходить, снять напряжение? Только что-то много в те времена там собралось подобных садистов — чуть ли не полстраны уничтожили. Бедная Камбоджа!
Джон сдавал шлам здесь раза три. Человек, что принимал его, покупатель нефтесодержащего дерьма, так сказать, всегда был один и тот же. Монополист, можно сказать. Возрастом был неопределенным: может тридцать, а может — пятьдесят два с половиной. Маленький, полукитаец, полумалаец — истинный камбоджиец, торговался за цену шлама с неутомимостью азербайджанского рыночника. Мог вполне сносно объясняться на английском и не был, несмотря на всю свою хитрость, противным. Джон, случалось, беседовал с ним, наблюдая между делом, как с судна вытекает по шлангу черная зловонная жижа.
— Много у вас российской техники ездит, — кивал он в сторону грузовиков с контейнерами, ожидающих свою очередь для выгрузки. — Камазы, Колхиды, даже ЗИЛы — зухеры.
— Советской техники, — поправлял камбоджиец, представившийся почему-то Паком. — Россия нам ничего не поставляет, только туристов. Богатых туристов.
— Что, тяжело было при Пол Поте и Янк Сари?
Пак с интересом взглянул на Джона:
— А ты их помнишь?
— Конечно, помню по «Пионэрской правде». Газета в СССР тогда такая выходила. Для юных школьников — пионэров. Там очень жалели весь кампучийский народ.
— Точно, Кампучия. Так нашу страну стали называть после того, как выгнали принца Сиханука. Кто же знал, что этот француз у себя на Родине устроит такой террор? Эти красные кхмеры — кошмар, — сказал Пак.
— Почему — француз? — удивился Джон.
— Так Пол Пот ведь университет в Лувре закончил!
— Может быть, в Сорбонне? Лувр, сдается мне, музей, там Джоконда висит, — предложил стармех.
Пак пожал плечами: все в этом мире случается.
Действительно, Пол Пот закончил университет во Франции, был блестяще образован. Наверно, тоже был когда-то душкой и надеждой свободной Кампучии, а также большим другом Советского Союза. Бывает. Даже чудовищный Калигула когда-то являл себя добрейшим юношей и любимцем римской армии и народа. Чего-то не сложилось. Спутница государевых мужей, «вседозволенность», через некоторое время запустила в мозгу программу на уничтожение. Тут-то масть и повалила. Привет тебе, московский милиционер Евсюков, и омский твой товарищ, и многие другие, чьи имена не обрели огласку.
— Ну а все-таки, тебе-то тяжело жилось тогда? — поинтересовался Джон, для которого встреча с человеком, современником тех событий, была действительно интересна.
— Тяжело, — согласился Пак, помолчал немного, а потом добавил. — Много работать на китайцев пришлось. Молодой был, ничего не умел.
Снова помолчали, только черная жижа слабо булькала, перетекая в цистерну камбоджийца.
— Постой! — наконец удивился Джон. — Чего, здесь еще и китайцы похозяйничали?
— Почему здесь? — тоже удивился Пак. — В Гонконге. Мы туда уехали.
— Давно?
— Давно, — он еле заметно махнул рукой. — Сразу же после попытки похищения принца Сиханука, второго января 1979 года.
Джон прикинул, что все самое страшное в этой стране он мог и пропустить. Повезло!
— А что же ты сюда снова вернулся?
— Так там опять коммунисты у власти, — ответил камбоджиец. — Дома теперь лучше.
На пляж бегали по очереди: раз Синий, раз Джон. В один день обоим посетить песок, солнце, воду и пиво не получалось.
Если Синий за свою краткую отлучку с борта успевал в припляжном баре нагрузиться алкоголем, как финн в Ленинграде в 1985 году после выхода из туристического автобуса у «Советов», то Джон больше налегал на возможность культурного отдыха от суровой пароходной жизни.
Можно было, поплавав в свое удовольствие в чистой, как капля на носу капитана Ван Дер Плааса, воде, посидеть под пальмой, закрыв глаза и слушая только шепот слабого прибоя. Также можно было расслышать, как предлагают местное пиво. За один американский доллар, обходящий редких отдыхающих официант, приносил пол-литровую кружку отменного холодного пития и еще целое блюдце соленых орешков. Как правило, такого количества напитка хватало Джону, чтобы почувствовать: живут же люди!
Потом приходила разносчица фруктов, в большинстве своем экзотических и пахнущих цветами. Джон не очень рассчитывал на то, что отвыкший от гурманства желудок примет сей дар, как должное, получив необходимое количество витаминов. Скорее, можно было ожидать бурю возмущения и требование немедленного туалета. Поэтому к фруктам он не притрагивался. Также отказывался от услуг миловидной девушки, предлагающей маникюр ногтей на ногах, массаж ступни и поверхностную эпиляцию. Представить, как она будет ухищряться, вырезая когти, не привыкшие к барскому уходу — было тяжело. Почему-то всегда казалось, что девушка, отбросив бесполезные щипчики и ножнички, зубами вцепится в ноготь пальца ноги и, скосив глаза и отплевываясь, станет меткими укусами придавать виду ступни некоторую эстетику.
Эта девушка любила поговорить.
— Мне нужно больше практиковаться в английском языке, — говорила она. — Если вы не возражаете.
— Ладно, — согласился Джон, а потом долго разъяснял, как снег на земле может лежать большую часть года, как люди живут в снежных иглу, приезжая в финский Рованиеми к Санте. И вообще, как здорово гонять на лыжах!
А совсем рядом, расположившись за столиком с хитрой формы кофейником на нем, рассаживались смуглые брюнеты и начинали лениво переговариваться на русском языке.