— Сны — это не самая сложная часть. Не говорить о моей семье, было труднее всего. И думаю, что я даже не догадывался об этом до прошлой ночи, — ответил он и прерывисто вздохнул. — Это был первый раз, когда я говорил о маме, папе и брате вслух, с тех пор как потерял их.
Я откинула голову назад и снова погладила его по щеке.
— Это, должно быть, было очень тяжело. Мне очень жаль, что ты держал всю эту боль внутри.
Кайленд кивнул.
— Я провел столько одиноких ночей здесь, в этой постели, а прошлой ночью, когда ты была рядом, это чувствовалось так чертовски хорошо, — сказал он и простонал. — Ты здесь со мной. Это так хорошо.
— Я знаю, мне тоже хорошо, — прошептала я.
Мы лежали лицом к лицу, дыхание к дыханию в течение нескольких минут, пока я, наконец, не набралась смелости, чтобы спросить:
— Расскажешь мне о своем брате? Я видела его в городе, но не была с ним знакома.
Кайленд вздохнул.
— Сайлас был... — казалось, у него заняло несколько секунд, чтобы подумать, — полон жизни. Был умником и шутником, — сказал он и улыбнулся. — Он всегда смеялся, и если я закрываю глаза, то все еще слышу его смех. Сайлас смеялся всем своим телом, понимаешь? Складывался пополам и валился на пол, и это было просто... — Кайленд рассмеялся, и я улыбнулась. — Он мог быть таким придурком. На днях, когда мы катались на санях, клянусь, что услышал, как его смех эхом пронесся по горам, пока я спускался с того холма. Клянусь.
Мое сердце сжалось так сильно, что у меня перехватило дыхание.
А затем мы оба какое-то время молчали. Я позволила ему собраться с мыслями.
— Сайлас был на пять лет старше меня, но мы все делали вместе. Мы бегали по этим горам, притворялись частью группы диких индейцев, — сказал он и снова улыбнулся, но потом его лицо стало серьезным, и он замолчал. — Мы всегда боялись темноты, когда были детьми. Сайлас всегда просил маму держать свет в зале включенным. — Кайленд снова замолчал. — Он умер в кромешной темноте под землей, Тенли, — выдохнул он, заглушая мое имя. — Электроэнергия не подавалась после обрушения, и все были внизу в темноте. И я не мог помочь... Я не могу не думать, как ему было страшно. Наверное, он был очень напуган. Я слышу, как он снова и снова шепчет мое имя, как шептал, лежа в своей кровати, когда мы были детьми: «Встань и включи свет, Кай». И я ничего не мог для него сделать. Ничего.
Я зажмурила глаза от слез, которые угрожали пролиться.
— Они были вместе, твой отец и твой брат. Все эти люди. Думаю, они помогали друг другу справиться. Все, кого я знала, они были такими хорошими людьми. Уверена, они все там поддерживали друг друга.
— Да, — сказал он мягко.
Мы лежали в тишине в течение нескольких минут, затем Кайленд наклонился и поцеловал меня медленно и глубоко, и было что-то другое в его поцелуе, но я не понимала, что именно.
Он оторвал губы, но прижался своим телом ближе к моему.
— Ты сводишь меня с ума, — пробормотал он, слегка касаясь губами моих губ, и я задрожала. — И ты убиваешь тьму. Ты приносишь мне покой, — он выпустил резкий выдох, и я втянула его в себя. — Я не знаю, что с этим делать.
— Прими это, Кай, — прошептала я. — Ты заслужил покой. Позволь мне дать его тебе.
— А что я могу дать тебе взамен, милая Тенли? — прошептал он сломлено. — Что я могу тебе дать?
Я задумалась на секунду.
— Помоги мне поверить.
— Во что?
— В доброту, в силу.
«Поверить в то, что есть хорошие мужчины, которые достойны уважения».
Кайленд убрал локон с моего лица.
— Плюс твоя задница. У тебя действительно отличная задница, — заметила я.
Он рассмеялся, а затем резко стал серьезным.
— Знаю.
Я слегка ударила его по плечу, и он усмехнулся, скорчив рожицу.
Я расхохоталась.
— Ты тронутый, — сказала я, употребляя слово горного народа, означающее «сумасшедший».
Все еще ухмыляясь, Кайленд ткнулся носом в мою шею.
— Хм, мне нравится, как проявляется твоя внутренняя провинциалка, когда ты раздражена или возбуждена.
Я рассмеялась, не чувствуя раздражения.
— А ты знаешь, что горный диалект можно проследить до эпохи английской королевы Елизаветы I?
— Нет, я этого не знал, — ответил он, проводя носом вдоль моей челюсти.
Я улыбнулась.
— Хм, Аппалачи и другие места сохранили его, потому что существует так много областей, которые удалены от остального общества во многих отношениях. Например, как то, что мы добавляем «т» в конце некоторых слов.
— Итак, когда я поеду в Нью-Йорк и скажу: «Подтяните настроение и отдохните. Вы выглядите, чуточку исчахшим», они подумают, что я говорю по-королевски?
Я засмеялась.
— Нет, они подумают, что тебе нужен переводчик. Но ты звучишь сексуально, когда говоришь, как деревенщина.
Он застонал и поцеловал меня в челюсть.
— Тебе нравится, да? Приятно знать, потому что позже… — он коснулся губами моей шеи, — полагаю, мне это пригодится.
Я снова рассмеялась и оттолкнула его, он тоже засмеялся. Когда наш смех затих, Кайленд нежно убрал мои волосы с лица, его взгляд заполнился чем-то, что я не могла прочитать, его губы по-прежнему немного улыбались. Мой взгляд двигался по его прекрасному лицу, пытаясь понять, что он чувствует.
Через мгновение он наклонился и легонько поцеловал меня.
— О чем ты мечтаешь? Расскажи мне, — прошептал он.
«Влюбиться в парня, который останется. Перестать так сильно желать, чтобы это был ты».
— Хм. Увидеть океан. Танцевать во время прилива. Поужинать в ресторане. Иметь больше одной пары туфель. Получить один из тех магазинных тортов на день рождения с идеальными розовыми розами по краям. Чтобы мою маму лечил хороший врач, который знает, как исцелить ее. Стать учителем — вдохновлять детей любить книги. Жить в доме, в котором есть двор и сад, и собственная кровать.
Кайленд помолчал секунду, а затем сказал очень тихо:
— У тебя должно быть все это и многое другое.
— А о чем мечтаешь ты, Кайленд? Помимо того, чтобы уехать отсюда... чего ты хочешь добиться?
Он молчал несколько секунд.
— Я хочу быть инженером. Хочу иметь холодильник, в котором всегда есть еда. Я хочу сделать что-то важное, что действительно имеет значение, и хочу понять, когда это случиться.
Я улыбнулась, благодарная, что он поделился со мной частью своего сердца.
— Готова поспорить, ты сделаешь все эти вещи и даже больше, — ответила я, чувствуя только грусть.
Я хотела, чтобы он осуществил свои мечты, но подумала о том, что, когда он это сделает, я буду лишь мимолетным воспоминанием в его голове.
Он запустил пальцы в мои волосы и снова поцеловал мои губы, и я расплавилась от его поцелуя.
Мы нашли освобождение в телах друг друга, как делали накануне вечером, а потом заснули, в объятиях друг друга — одиночество и холод остались вне теплого кокона наших одеял.
Глава 15
Я спала в постели Кайленда почти каждую ночь рождественских каникул. Он не занимался со мной любовью, несмотря на мое частое и бесстыдное попрошайничество. Но, тем не менее, мы стали экспертами по телам друг друга. Мы шептались в темноте ночи, рассказывая наши секреты и раскрывая наши раны. Он рассказывал мне о своем отце и брате, и чем больше говорил, тем легче звучали слова, и тем больше улыбался и смеялся над воспоминаниями, которыми делился. Кайленд рассказал мне о своей маме, о боли, которую он так долго скрывал, о замешательстве и боли.