Отступив на свежий воздух, он достает крупную копию схемы, сделанной тогда на склоне: жирная точка — камень, огуречик — тело, палочка — вытянутая рука. В верхней части огуречика рисует прямоугольник. Чемодан так чемодан. Это даже удобно. Он соединяет два угла прямой линией. Пунктиром продолжает вниз и вверх. Пуля прилетела почти со спины. Выходит…
Ничто пока не выходит. Поспешность нужна при ловле блох. Нельзя мотаться из крайности в крайность. Нужно не новую версию строить, а постепенно разрушать старую. Именно разрушать, и на ее месте по крохам лепить вторую. Иначе с водой выплеснешь и ребенка.
— Не понимаю, как он руку завернул.
— Можно завернуть руку, можно — голову, — отзывается Бобков. — Но тут не было ни того, ни другого. Выстрел произведен на расстоянии от десяти и больше метров.
— Помедленней, пожалуйста, — слышится Варварин голос из-за ширмы. Пирогов не различает кому он принадлежит, так велико волнение.
— Это не обязательно. И вообще, не надо писать, — говорит он. И Бобкову: — Пулю. Пулю извлекайте быстрей. Она многое объяснит. Верно говорю.
У ширмы, застыв истуканами, стояли старики-понятые. В глазах Большакова бледно светилась тоска. Где уж был он мысленно, того клещами из него не вытянешь. Бывший партизан Сидоркин бычил крутолобую голову, глядел осуждающе, даже враждебно, но тоже молчал.
Пирогов хотел пройти мимо, побыть один, покумекать над новыми подробностями дела, но переборол себя: опять нетерпячка… Тронув Большакова за рукав, он знаком показал, что просит его отойти в сторонку, Сидоркин сердито повел глазом, но тотчас, не мигая, опять уставился на Бобкова.
— Слышал, по молодости бывали вы на Пурчекле, — сказал Корней Павлович негром ко.
— Бывал, язви ее… А чо?
— Старики байку бают, что нет оттуда возврата. Кто попал на Пурчеклу, считай, на тот свет попал.
— Брехня. Резвого жеребца и волк не берет.
— Резвого! Значит, все-таки что-то есть?
— Места там мозглявые. Гнус и камень. Кругом чернь лешачья. А потом — лысо. Как шапка, снутри если смотреть.
— Сейчас бы дорогу нашли туда?
— Давно было дело. Но, кажись, нашел бы. От Муртайки…
— От Горелого кедра?
— Верно. А ты никак туда метишь?
Пирогову вопрос этот лишним показался. Чтоб не отвечать, он снова потянул за собой старика. У стола Ирины Петровны серел в темноте мешок. Не мешок, а сумка брезентовая. С ремнем для переноски через плечо. Корней Павлович вынул из нее фигурку Будды, найденную у Сахарова. Поставил сбоку от лампы. На белые листки протокола.
— Ах, красота-то, — оживился Герман Ильич и точно споткнулся. — Ну-ка, ну-ка! — Наклонился, глядел долго. Склонял голову то к одному, то к другому плечу. — Похож! Похож, язви его…
— На кого похож? — уточнил Пирогов.
— Так на этого ж… Там стоял. На Пурчекле. В храме.
— Вы ничего не путаете?
— Скажешь… Я их спутался, сейчас мороз не прошел.
— Вы бы их в мешок… Вы ж за богатством ходили.
— На воровстве богатства не сделаешь.
— Это как посмотреть. Откуда ж его брали и берут?
— Не нашей чести такое богатство. Кабы самородок или песочек. Ничейный!.. Приносили наши проныры и то и другое. А тут ведь вещи. У них хозяин должон быть.
— Хозяин, — иронично повторил Корней Павлович. — А скажите, Герман Ильич, вы Сахарова давно знаете?
— Пожарника, что ли? Да как знаю — глазом видал. Он после войны, как красные пришли, объявился.
— Говорят, он партизанил тут.
— Зря не скажут… А вон — Сидоркин. Он знать должон. Он тут воевал… Ах, красота какая! — Погладил робко фигурку Будды. Отдернул руку, точно обожгло ладонь. — Ужли из золота чистого?
— Позолота сверху. Внутри медь.
Корней Павлович спрятал фигурку. Достал кувшинчик. В ламповом свете засверкал он колючими лучиками. Желтыми, голубыми, красными, зелеными. Как звезды по чистому небосводу. Как дорогой камень под солнцем.
За ширмой раздаются тупые удары. Будто по дну наполненной бочки. Страшный, холодный звук!
Пирогов обходит ширму. Старик Сидоркин стоит вполоборота к Бобкову, мрачный, не одобряющий происходящее. Корней Павлович бросает коротким взгляд на склонившегося судмедэксперта. У Бобкова какая-то заминка. А может, свой профессиональный интерес. Пирогов останавливается возле старика-партизана.
— Виноват, вы можете ответить мне на пару вопросов?
Сидоркин насупленно поворачивается к нему.