— Нам надо быть готовыми уметь заменить друг друга. — Пристально взглянул на Уварову, будто бы адресуясь к ней. — Сейчас везде не хватает людей, никто не выделит нам четырех единиц до полного штата. Но никто и не снимет с нас ни одной обязанности.
За час, который продолжалось собрание, устал Пирогов, будто день по горам бегал. Нет, не так даже. Усталость эта была особого рода. Она действовала не только на ноги. Она исподволь выматывала силы, начиная сверху. С головы. Потому что велика была осторожность, осмотрительность в разговоре со вспыльчивыми, чувствительными, обидчивыми, болезненно гордыми девчатами.
Наконец он подвел итоги. Точно гору с плеч сбросил.
— Ткачук, Пестова, Игушева — отделение уголовного розыска. Уварова — инспектор ОБХСС. Астанина — паспортный стол… Остальные, несмелые да молчаливые, Каулина, — поглядел на дежурную, ожидая реакцию на слово «несмелые» перед ее фамилией, но та лишь немного губы скривила: поду-умаешь, еще поживем-увидим. — Итак, Каулина, Саблина, Ветрова составят отделение службы… К вечеру мы (кто такие мы?) сделаем должностные инструкции, вручим каждой из вас. Через неделю… Нет, через три дня проведем собеседование: кто как усвоил… Вопросы есть?
И снова не было вопросов.
«Не поняли. Считают мероприятием… Новая метла по-новому пошла, — подумал Пирогов. — Придется снова да ладом. При собеседовании».
Но тут Ольга Игушева, как прилежная ученица на уроке, подняла руку:
— Товарищ лейтенант, вы сказали Полине, что она… В общем, что такое екалэмэнэ? Это хорошо или плохо?
А у самой глаза невинные. В невинности той заключена тайная проказа.
— Кусочек русского алфавита. Еще вопросы?
Каули на длинно зевнула в кулак.
— Товарищ начальник, а милиционерам губы красить можно?
Глава пятая
В папке текущих дел Ударцева внимание Корнея Павловича привлекло сообщение о каком-то шаре, якобы два дня парившем над горами. Предположить, что запустили его немцы с целью разведки или воздействовать на психику нашего глубокого тыла было бы очень смело. Но автор письма Сахаров утверждал именно это, рассуждая на двух страницах о хитрости, коварстве, высокой технической культуре немцев, Германии. К письму была подколота официальная справка гидрометеослужбы, сообщавшая, что в дни, близко стоящие с теми, что назывались категоричным корреспондентом, никакие зонды не запускались. Таким образом, метеослужба открещивалась от шара, предоставив НКВД либо списать заявление, либо заводить «дело» и искать бог весть кого и что.
Важная подробность, подмеченная Михаилом и бегло (Пирогов чуть голову не свихнул, расшифровывая лаконичную запись) изложенная на отдельном маленьком, не более детской ладошки, листке, подколотом к тому же письму-заявлению. Сообщение о воздушном шаре с подвесной гондолой совпадало по времени с пуском нового рудника близ Ржанца и началом добычи ртути на нужды обороны.
И тут круг замыкался. С одной стороны — до немцев далеко, да и задача разведки технически не разрешима, с другой — совпадение с таким не безразличным для врага событием… Хочешь не хочешь, поверишь в черт знает что.
И письмо, и справка метеослужбы были датированы числом месячной давности. Так почему же они не списаны в архив?
Держа бумаги перед собой, Пирогов вышел в просторную прихожую. Прихожая эта во времена старые, еще купеческие, была залой для гостей, для гуляний. Одна стена ее была капитальная. Противоположная — легкая, из оштукатуренных досок, с тремя дверями; вторая половина дома была разгорожена на пять небольших комнат. Самую просторную занимал начрайотдела (теперь уже НКВД), две смежные — угро и инспектор ОБХСС. В четвертой с еще довоенных времен размещалась ленинская комната. Пирогов проводил в ней политзанятия с девчатами. Последняя, самая крохотная, как вспоминали старики — сундучная бывшего хозяина, предназначалась под паспортный стол.
В большой прихожей комнате, сразу у входа с улицы, стоял высокий деревянный барьер. За барьером тяжелый, на резных ножках, с закругленными углами — стол, крашеный стул, доска с приказами. Остальная площадь пустовала. Обычно на ней толкались, прохаживались в ожидании приема или очереди посетители. Теперь здесь хозяйничала Ирина Петровна Долгова. Для нее поставили впритык к простенку у двери к начальнику стол, конторку — под углом к столу и еще один столик для пишущей машинки. Телефон провели. «Испортит она нам Корнея», — ворчали девчата-милиционеры.