— Я случайно разговорилась с Бобковым. Плохо, говорит, дело.
— Ясно. Кто из девчат здесь?
— Вы всех отправили разводить эвакуированных.
Он действительно сделал это, помня, как приятно было, когда по приезде в незнакомое село его проводили прямо в дом.
— Да-да-да-да. — Хлопнул слегка пальцами по столу, поднялся. Дело не терпело отлагательства, и хотя поездка предстояла недальняя, она мешала закончить разговор с Брюсовым. — Когда появятся Ткачук или Пестова, посылайте их туда бегом. Я там буду.
В прихожей около барьера дежурной его дожидался харьковчанин, осунувшийся и постаревший за несколько часов не меньше, чем за всю войну.
— Мне придется ненадолго оставить вас, — сказал Пирогов.
— Понимаю, не очень красиво получается, но — служба… Располагайтесь вон в том углу. Там есть скамья. Можно вытянуть ноги… Дождитесь меня. А пока вы здесь, опишите подробно неясные места ваших… странствий. Желательно коротко и точно.
— Но я уже… Все что мог…
— До встречи.
Сначала он увидел пожарных. Старик и молодка вышагивали по разным сторонам неповоротливого конного хода с серой деревянной бочкой, двумя баграми, скаткой из рукава, небольшим ручным насосом. Старая битюжная лошадь сонно переставляла мосластые ноги. Большая голова ее не держалась на шее, едва не падала под передние копыта.
— Вы чего ж это? — насел сзади Пирогов. — Как покойника везете. Там ведь огонь.
— Там уже и пепел остыл, — отозвался старик, приглядываясь к Корнею. Молодка отодвинулась от хода, прибавила шагу.
— Как — пепел? Что вы такое говорите?
— Что есть, то и говорю. Часа два горит уже.
— Почему — два?
— Так ить ее увидеть надо было. Тебе сообщить. Ты — нам. Длинная цепочка.
Пришпорив Бурана, Пирогов ускакал вперед. И вскоре увидел жидкий дымок над придорожными тальниками. Дымок вяло тянулся вверх и на небольшой высоте терялся, растворяясь в чистом свежем воздухе.
Старик оказался прав. Тушить уже было нечего. Что должно было сгореть — сгорело. Над замытой придорожной канавой, как над смотровой ямой, стояло то, что осталось от грузовика: металлическая рама, обода от колес, капот, крылья, бампер. И номер! Пластина с округлыми уголками виссла спереди. На ней прощупывались выпуклые цифры.
На лужайке за дорогой топтались четверо мальчишек. Лет девяти-одиннадцати. Вытянув шеи, они издалека заглядывали в кузов, точнее в ту кучу обгорелого хлама, которая возвышалась на месте кузова.
— Как дела, орлы? — спросил Пирогов, хотя понимал, какие уж тут дела могут быть.
— Как сажа бела, — ответил паренек из старшеньких, в солдатских бриджах, подвернутых почти до колена и подвязанных там форменными тесемками.
— С чего началось, не видели?
— Не-е. Мы из Сарапок прибегли, когда уже догорало.
— Шофера не встречали?
— Не-е.
Спешившись, Корней Павлович приблизился к кабине.
— Дядька, мотри — горячо, — предупредили мальчишки, и Пирогов подумал, что они уже не раз обжигались, пытаясь выхватить из огня чего-нибудь.
В кабине шофера или того, что должно остаться от человека в таком огне, не оказалось. Рама сиденья и пружины от него, уцелевшие в пламени, были кем-то сдвинуты с места. Даже сброшены под ноги. На педали стартера, газа и тормоза. Глазам Пирогова предстала открытая горловина бензобака. Таким образом получалось, что прежде чем произойти пожару, шофер остановил машину, сдвинул Сиденье, отвернул крышку бензобака.
Зачем? Решил отсосать бензин? Кому?
Оглянулся, будто тот, кому мог понадобиться бензин, дожидался его в сторонке.
А где сам шофер?
Пирогов обошел остатки машины. На дороге и на обочине, конечно же, должны быть его следы. Но разгляди их на жестком гравийно-земляном покрытии. Сумей…
И все-таки он продолжал кружить, то останавливаясь, просматривая дальнюю округу, то идя по спирали, уставясь под ноги. Не с дымом же он улетел, шофер-то.
Прибыли наконец неторопливые, громоздкие пожарные. Раскатили рукав. Старик прикрикнул на пацанов:
— Помогай живо, чо рты-то раззявили?
Мальчишки с шумной радостью подхватили за салазки насос, опустили на землю, принялись подключать к бочке.
— А ну, наляг! P-раз! Р-раз!
Подвое повиснув на деревянных качалках, мальчишки расшевелили коромысло. Из тонкого экономного ствола брызнула неровными толчками вода.
— А ну, еще налягни!
Бочки, что давила тяжелым неподъемным грузом телегу, хватило на несколько минут. Пирогов вспылил было, но одумался. В пути двести литров — груз для лошади. А для насоса, даже такого — ручного, даже если стоят на нем мальчишки, — короткое усилие. Смех один.