Выбрать главу

Поколебавшись — удобно ли? — Пирогов распорядился открыть «келью», первым вошел в нее, провел лампой по углам. Трос откидных нар с тонкими несвежими матрацами составляли ее казенное убранство. Но над ними была настоящая крыша. Ветер не проникал сюда. Здесь можно было лежа распрямить спину, вытянуть ноги.

— Не побоитесь? — спросил Корней Павлович.

— Не успею, товарищ Пирогов. Усну раньше, чем лягу.

— Устраивайтесь.

И вышел, оставив открытой дверь.

Суматошный, бестолковый день.

Глава десятая

В уголке, где вчера коротал вечер Брюсов, сидел чуть свет старик-пожарный. Отозвавшись на приветствие, он вслед за Пироговым двинулся было в кабинет. Корней Павлович попридержал его.

— Я вас приглашу.

— Подождем. Добро бы на свадьбу. — Старик вернулся на место, уселся прочно, давая понять, что никуда не торопится.

Составив рапорт для райкома и исполкома, перечислив в нем происшествия минувших суток и мероприятия, проведенные вчера, Пирогов набросал на маленьких листках вопросники-задания для своего угро: выявить, не появлялся ли Якитов в Ржанце и в районе вообще, есть ли родня в городе, а если нет, то друзья, знакомые… Уточнить по оставшемуся номеру, кому принадлежала машина в городе (официальный запрос в ГАИ), выяснить, какой груз был в кузове, кому предназначался, как упакован…

Начнем работать, очаровательные амазонки, как говорил ночью Брюсов. Будем учиться.

Первый листок, подумав, он адресовал Постовой. Второй — Ткачук. Накануне вечером Полина провела подробное дознание в Сарапках. Ей и продолжать.

Убрав вопросники в папку, он выглянул в приемную, пригласил старика. Тот вошел степенно, лицо насупленное — обиделся на прием, вымученно поздоровался второй раз, как бы растягивая время, чтоб обдумать дальнейший разговор. Увидев на стене карту с флажками, линиями фронтов, датами, он оживился было, но сразу же погас.

— Давно не отмечали, — сказал с сожалением.

«Вот это зрение!» — отметил Пирогов. Он действительно не вносил поправки в карту, составленную Ударцевым.

Острый не по годам глаз старика привлек внимание Пирогова к нему самому. Присмотревшись, Корней Павлович увидел перед собой крепенького боровичка, немного выше среднего роста, короткорукого, короткопалого, медлительного, но, похоже, цепкого — не приведи бог попасть под руку такому. Густая грива волос, круглая борода делали его похожим на льва.

— Вы по делу ко мне?

— А как же! По машине той. Акт принес.

Протянул тетрадный лист в крупную линейку. Ниже размашистого неопрятного текста стояла подпись — Сахаров. И фамилия, и написание ее были знакомы Пирогову. Не так давно он видел их близко.

— Вы не пытались установить причину пожара? — спросил Корней Павлович, пробегая глазами текст.

— Установи се, коль там куча золы осталась да две железки.

— А что опыт говорит на этот счет?

— Опыт? Опыт на опыт не приходится. — Старик пожал плечами, глядел мимо не мигая: наивным простофилей, умным дурачком прикидывался. — Да и не мое дело — причины искать. На то пожинспектор есть. А мое дело — коня понукать, придется, так из кишки поливать. И писать акт о выезде из депо. Для счету. Для этой — статистики.

— Но статистика предполагает ответ — в чем причина, — сказал Пирогов, приглядываясь к старику. Крепкий, с розовыми пампушками незаросших скул, он был моложе лет, которые называла Ирина Петровна.

«А с чего ему стареть? — подумал вдруг. — Это — пожинспектор, это — начрайотдела… А его дело — из кишки. Да коня понукать… И раньше, поди, не очень гужи рвал. Тлел неторопливо: свежий воздух, хороший аппетит… Себе дешевле жить под легкого придурка».

— Так я чо? — Старик плечи вскинул, пошевелил ими. — Тут не борода нужна, а голова. Ученье специальное. И опять же, я одно брякну, пожинспектор — другое. Конфуз полный!

— Меня не вывод, а ваше мнение интересует.

— Ну ежлив мнение, то я… уже сказал его вчера. Проворовался парень, груз стебанул и в бега подался.

— Где он мог продать столько грузу?

— Да где хошь. Хошь в городе, хошь в деревнях. Мало ли, коль не по карману молебны служит.

От слова к слову старик говорил уверенней. Пирогову, однако, было известно, что некоторые люди увлекаются собственным вдохновением и, начав говорить предположительно, заканчивают убежденно, как по писаному. Поэтому, выслушав, Корней Павлович спросил:

— Другого не предполагаете?

Сахаров обвел его клейким взглядом. Обиделся.

— Ты же спросил, что я думаю. Другое ты сам думай.

Пирогов снова прочел акт. Задержал взгляд на дате — вчерашним числом составлен, на подпись: Сахаров.