— Потому его и услышали ребята, что на горе кричал… И до меня звук выстрела долетел.
— До тебя? — удивился председатель.
— Представь себе. Я еще голову ломал, зачем ночью патроны жгут?
Он начал спускаться. Смердин сделал знак ребятам. Те осторожно приподняли за тряпье тело, поволокли вниз.
— Слушай, как думаешь, что случилось нынче ночью? — спросил Пирогов, ступая рядом с председателем сельсовета.
Тот пожал плечами:
— Разошлись во взглядах.
— Вот именно… Этот мужик шел к нам. Нес повинную голову.
— Далеко они его отпустили, однако.
— Это придется прояснить на следствии. Думаю, что он сообщил о своем решении в пути, идя, якобы, в очередной набег. Тут его и хлопнули, чтобы не выдал остальных.
— Звери.
— Теперь остались только звери, — мрачно уточнил Корней Павлович.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Около полудня зашел Козазаев.
— Не помешаю?
— Заходи. Я даже рад. Сижу, понимаешь, дел — куча, а уйти нельзя. Да и желания нет.
— У меня такое весной бывало. Везде успеть надо, а спать как из ружья хочется. Спал бы — не просыпался.
— В твои-то годы?
— А я, лейтенант, всю жизнь хронически не досыпаю. Всю жизнь тороплюсь.
Достал из кармана кисет, бумажку оторвал, согнул, сунул между пальцами больной руки. Проследил, какое впечатление произвел на Пирогова.
— Ого! — удивился Корней Павлович. — Облегчил повязку. На поправку пошло?
— Пошло! — Павел шевельнул пальцами. Бумажка пришла в движение. — Еще недельку помну, а там и…
— Думаешь, пора?
— Пора. Скоро дела на фронте начнутся — ого-го! На это у меня нюх собачий. Как же без меня?
— А может, попросить отсрочку у военкома? Поработаешь…
— Не-е. Будет, как решил. После войны жди. На место Варвары приду.
— Жаль. У меня через пару дней тоже фронт откроется. Требуются полковники.
— Решили брать?
— А сколько их обхаживать! Не мы их, они нам напакостить могут. Послал в управление план операции, а теперь сижу и жду телефонного звонка.
Павел посмотрел за окно, на заснеженные крыши, на заснеженную гору, поросшую от середины мелким пихтачом.
— Тут я тебе помогу, пожалуй. Хоть для счета.
— Спасибо. Втайне я надеялся на тебя.
— Хитрый ты, лейтенант.
— Ничего хитрого. На кого мне еще рассчитывать?
— Ладно. Только очень не затягивай. Мы с Варварой через неделю, перед отъездом моим, решили… ну, пожениться, или как там… Свадьбу наметили. Но это по секрету. Я тут сдуру болтаю, а решили мы по обычаю, вместе прийти: милости просим… Не проговорись, смотри.
— Постараюсь…
Звякнул коротко телефон — дзяк, и вдруг залился длинным непрерывным звонком.
— Пирогов? — услышал Корней Павлович далекий приглушенный голос. — Понял тебя хорошо. Дай погоду.
— Тихо. Снег — четверть. Какой у вас прогноз?
— Э, да об этом не стоит. Смотри на месте. Кто с тобой еще?
— Есть парень.
— Темнишь?
— Честное слово.
— Больше трех не могу дать, и тех на сутки.
Пирогов подмигнул трубке. Ответил внятно:
— На столько и располагал. Сутки — хватит.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Корней Павлович, глядя в окно, заметил два подвижных огонька на дороге и сразу догадался — едут. Весь день и вечер работа не шла на ум, сгорал от нетерпения.
Он вышел в дежурную комнату. Там находились все восемь девчат. За круглой черной печью висели полушубки, шапки, шали, стопой возвышались валенки.
При виде Пирогова все замолкли, повскакивали с мест. Корней Павлович облокотился на барьер.
— Едут, — сказал тихо. — Подтянитесь. Собирайте ужин. Все-таки с дороги люди.
Девчата засуетились, будто речь шла о приезде не оперативной группы, а женихов. Пирогов весело усмехнулся: ничто, даже война и такая вот грубая работа не способны вытравить человеческое из человека. Он вернулся в кабинет, остановился против окна. Купчина, построивший дом, похоже, был тоже нетерпеливым, хотел видеть далеко по тракту.
Желтые огоньки вынырнули из-за тальниковой рощи, поползли вверх. Преодолев горку, они повернули к мосту и вдруг разлились широким пятном по дороге.
Пирогов расправил гимнастерку, перевел кобуру за спину, выбежал на крыльцо.
Из знакомой черной «эмки» вышли сначала двое, потом замешкавшийся третий. Все они были в армейских шинелях, с петлицами на уголках воротников, перетянутые ремнями и портупеями. Пирогов суматошно заглядывал в их лица и никого не узнавал. Наконец, видимо, старший группы, высокий, с интеллигентным продолговатым лицом поднялся на крыльцо, протянул руку.