- В любой раз. То ж денег не стоит.
Пирогов записал со слов Трофима Сидоркина несколько адресов бывших партизан, попрощался за руку. Старик уважительно склонил голову, уже пошел к двери, но вдруг остановился.
- Ежели нужда за душу возьмет, соберу партизан, тех, кто не на фронте. Всем скопом и проведем. Да и помощь, вижу, тебе не в тягость. Ты бы не темнил, едят тя мухи. А все как есть…
Под вечер Пирогов связался с областным управлением, просил помочь выяснить личность Сахарова.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
- Ты сошел с ума, - возмутился председатель исполкома. Серое в морщинах лицо побледнело. - Якитов дезертир! Он предатель! Ты понимаешь? Якитов - предатель! Его военно-полевой суд судить будет! А ты… Что я скажу людям? Нет, как ты думаешь объяснить людям наше решение?.. Триста семей фронтовиков нуждаются в ежедневной помощи. И вдруг, - на тебе, - помощь Якитовой!
- У нее двое пацанов, - напомнил Корней Павлович. - Трех и пяти лет. И они не виноваты, что отец у них…
- Ты мне с детьми в глаза не лезь. У Ивана Вагонова - трое. У Федора Бодюрова - четверо. У Авдея пятеро по лавкам.
- Знаю. И все-таки я прошу. Люди правильно нас поймут. Даже похвалят. Нельзя мстить детям за проступки их отцов.
В кабинет без стука вошел секретарь. Председатель сделал знак рукой - занят, но тот, уставясь в пол, засеменил через кабинет, держа перед собой тонкую коричневую папку с документами.
- Ладно, - Пирогов поднялся. - Сам придумаю.
Председателя эти слова не задели.
- Это как же, если не секрет?
- Придумаю, - упрямо повторил Корней Павлович. - Я пойду. Дел куча.
Он пробежал по коридору, хлопнул входной дверью. На крыльце остановился. А что он, собственно, может придумать? Какие у него фонды? Какие запасы? Но слово - не воробей…
Он пошел в райотдел. Свежий снежок поскрипывал под сапогами: рап-рап-арап! Точно - арап! Миленькое дело - обо-й-дусь, придумаю! Заносит тебя, Пирогов. Заносит непонятно куда. Или вообразил себя большим начальником, или нервы напряжены до предела?
У хлебного магазина стояла очередь. Человек пятьдесят. Старики, старухи, дети. С дерматиновыми хозяйственными сумками, холщевыми торбами. Скучая, очередь разглядывала идущего милиционера.
Пирогов прибавил шагу, но тут от высокой завалинки отделился прямой, как кол старик и направился ему наперерез.
- Добрый день, товарищ начальник, - сказал низким голосом.
- Здравствуйте, - Корней Павлович остановился. Старик взял его за рукав - дальше, дальше от чужих ушей,
- Трофим Сидоркин сказывал, очень интересуетесь старым лагерем партизанским.
- Извините, кто вы?
- Ефим Логунов.
- Логунов? Ло-гу-нов, - Пирогов отвел взгляд, припоминая список, составленный со слов Трофима Сидоркина. В нем не было фамилии Логунова. Это уж точно. - Еще раз извините, мы не знакомы.
- Вас-то я знаю. А вы меня… - старик пожал плечами, продолжая уводить Корнея Павловича от очереди. - Вам-то уж как всех знать.
- У вас ко мне есть срочное дело?
Логунов помялся, оглянулся на людей.
- Я из тех, кто зачинал этот лагерь. Из партизан я.
«Возможно», - подумал Пирогов. Трофим Сидоркин назвал четыре фамилии. Корней Павлович и не настаивал, чтобы он вспоминал всех.
- Ох, погоревали мы тогда, - продолжал Ефим Логунов. - Одна страхота. Не приведи бог такому повториться.
- Вы помните место?
- А как же! От Святого ключа четыре часа хорошего ходу. По речке.
- Вы сможете пойти со мной сейчас? В отдел? Записать показания.
- Не! - старик оглянулся на очередь. - У меня четвертый номер. А сказывают, хлеб уже отгружают, скоро привезут.
- У вас есть еще что сообщить?
- Да нет… Так я. Заходить от Храбровки надо, факт. Сидоркин верно рассудил. Речки держаться надо. Она не замерзает до января. А теплой зимой и вообще не становится… Вот здесь, что хотел я… Память дырявая стала… Да! Осенью… Уже снег выпал… Беда у нас приключилась. Загадка такая… Там пещера есть. Так мы в той пещере пост держали. Караул, по-военному… И вот осенью исчез за ночь караульный. Ушел. И ведь не просто сбег, а пулемет с собой прихватил. Был у нас один, «Льюис» прозывался. С кругляком над стволом… Так вот, проснулись - ни караульного, ни пулемета. Думаем себе, - домой, собака, подался. К бабе. Так на кой ляд пулемет упер? Мы без него как цыплята голые остались: пять винтовок, два нагана, шашка и десяток пик самодельных. Придет взвод белых, голыми руками в мешок соберет… Послали мы одного, Ильку Федорова, в село. Наказали: разыщи, морду набей, пулемент верни. Пошел Илька и не возвратился. Послали Силантия Бострюка. Степенный мужик был. И тот не возвратился. Ну, думаем, спасаться надо. А тут слух дошел - трактом идет товарища Беляева полк. Двести тридцать четвертый. Маловершинский полк Красной Армии. Тут и мы осмелели… Как Анкудай взяли, так мы сразу в дом к беглецу. А им там не пахнет. Не было его. Ни одного часа. Баба божится, сама Голосит: убили-и… И Ильку, и Силантия убили. Только этих-то - белые. В деревне на улице их взяли. Одного, потом другого. А Васька - как в омут головой. Так его и не видали с тех пор. Дети без отца выросли.
«Вот и у Якитова без отца вырастут. У многих нынче - без отца», - подумал Пирогов. Будучи в плохом настроении, он никак не мог взять в толк, зачем его остановил старик.
- Вот ведь загадка. Правда? Пропал человек, - заключил Логунов.
И тут очередь оживилась. Из-за угла вывернула повозка с голубым ларем. Ее сопровождали мальчишки - как всегда шумные, везде поспевающие.
- Везут! Везу-ут! - орали они, скача и размахивая руками.
- Ну, я пошел, - засуетился старик.
Пирогов кивнул на прощание.
«Причем тут пулемет и вся эта история двадцатилетней давности? Нам своих загадок на пальцах не уложить…»
В отделе у дежурной ждала Корнея Павловича телефонограмма:
«Сообщите готовность операции «Кайнок». В декабре ожидается транспорт сверху… Гарантируйте безопасность. Начальник обл. упр. НКВД».
Подпись.
Вторую зиму подряд, считай, с тех пор, как призвали на войну машины МВТ (Чуйского военизированного тракта), идут трактом караваны верблюдов из Монголии. Сотни тюков с шерстью, кожей, готовой меховой одеждой - подарками для бойцов Красной Армии. Грузы немыслимой цены по военному времени. И уж совсем не поддается воображению международный скандал, или, точнее, если вдруг…
В кабинете длинно зазвонил телефон, но пока Корней Павлович отпирал дверь, бежал к столу, звонок оборвался. Пирогов дунул в микрофон, хотел постучать по рычагу, вызвать телефонистку, но вдруг передумал. Кому очень надо, позвонит еще. А у него и так выше головы событий за первую половину дня: одни торопят, другие категорически отказываются понимать, третьи на что-то намекают…
Он осторожно положил трубку на рычаг, кинул на свободный стол шинель. Подпоясывать гимнастерку не стал, ремень с кобурой положил на темную нижнюю полку книжного шкафа. Сел и задумался.
«Сообщите готовность…» Лично он - хоть сегодня. Но его не хватит на пять-шесть человек. «Кайноки» могут не подчиниться. Горы, глушь придадут им дерзость, а безвыходность положения ожесточит до безрассудности. Он не боится опасности, хотя, конечно, случай очень серьезный. Но можно вспугнуть банду, упустить, вынудить отойти в другое место. И тогда ему, Пирогову, или кому-то другому придется все начинать сначала. Для операции «Кайнок» требуются грамотные, смелые исполнители. Надо обложить логово, как это делали крестьяне, заметив близ села волка. А у него - восемь необстрелянных девчат. Нужно время и время, чтобы пройти с ними хоть краткий курс огневой подготовки, приучить к оружию. Наконец, надо сформировать группы оцепления из местных мужиков в Пуехте, Ыло, здесь в Анкудае проинструктировать их. Операция ставит целью полную ликвидацию банды, а не разгон, перемещение ее.