- Сахаров же.
- Это какой Сахаров? - ахнул Пирогов. - Какой из себя?
- Да не молодой уже. За шестьдесят. Крепкий такой. Борода - во!..
- Борода, говоришь, - оживился Пирогов. Он теперь ясно представлял, о ком речь идет, и едва сдерживал изумление от такой новости. - Так вот, дружище, Якитову дал табак и бумагу бородач, похожий на твоего.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
И все-таки Сахаров!
Якитов, конечно же, узнал его. Иначе зачем бы ему понадобилось ломать комедию, будто он не встречался ни с кем в горах. Только прижатый прямым вопросом о табаке, он придумал незнакомого старика, но при этом не сообразил исказить его словесный портрет. Совершенно ясно, что Якитов не слышал об убийстве на дороге, тем более - об окурке. Просто поняв, что самому ему не избежать наказания в любом случае, он решил не впутывать в историю старика: ведь старик накормил, обещал помочь.
Козазаев шел рядом с молчаливым Пироговым и не мешал ему думать.
- Ты со мной? - спросил Пирогов.
- Куда ж мне, если я оказался пупом в этом деле.
Над селом висело плотное звездное небо. В воздухе пахло снегом. Небольшой морозец после прокуренного кабинета доставал до глубины легких. Был тот час, когда в домах уже оттопили печи. В большинстве окон не было света, и они выделялись на стенах слепыми черными прямоугольниками.
Козазаев шел на шаг впереди, показывая дорогу. Молчали, каждый по-своему переживая недавний разговор и предстоящую встречу с Сахаровым. По словам Павла, это был на редкость крепкий мужик, умный и хитрый, решительный до отчаяния. Павел предупреждал, что если Сахаров почувствует опасность, первым применит силу, и кто знает, что у него припасено за пазухой.
На этом Пирогов и решил сыграть: с ходу передать привет от Якитова, выразить недовольство потворством Сахарова, высказаться, во что обойдется укрывательство дезертира, рассесться по-домашнему, начать составлять протокол.
Надо убедить Сахарова, что у него нет другого пути, как попытаться избавиться от милиционера; вызвать вспышку, погасить потом, воспользовавшись замешательством, получить ответ на главный вопрос: известно ли ему место зимовки банды?
Дом Сахарова двумя черными окнами смотрел на Урсул.
Пирогов обогнал Козазаева, молча указал ему место у стены в метре от двери, приложил указательный палец к губам, потом негромко стукнул в окно. Раз, другой, третий. Наконец, в доме послышались шорохи, открылась и тотчас закрылась внутренняя дверь. Кто-то стоял в сенях и прислушивался.
Пирогов, нисколько не таясь, поднялся на дощатое крылечко, взялся за дверную ручку.
- Кого там нелегкая принесла? - спросил недовольный женский голос.
- Пирогов. Милиция.
- Чего надо ночью-то?
- Хозяин дома?
- И-и! Еще три дня уехал.
- Куда?
- Он и в былые годы не докладывал мне.
- Откройтесь на минутку!
- И-и! Много вас, кто по ночам нынче стучит. Почем знаю, милиция ты или еще кто.
Упрямство старухи начисто перечеркивало ее слова. Скорее всего, Сахаров сидел дома и направлял жену.
Не хотелось поднимать шум.
- Хорошо. Утром в почтовом ящике не забудьте взять повестку. Как вернется хозяин, пусть зайдет ко мне.
Сделав знак Козазаеву идти за ним, Корней Павлович сошел с крыльца, оглянулся. Павел стоял на месте и жестами показывал - уходи, я остаюсь здесь. Пирогов вмиг испытал к нему нежность, дал понять, что, сделав круг, вернется, и, сильно ухая сапогами, пошел прочь.
Пирогов уже выходил на параллельную Урсулу улицу, чтобы свернуть вправо и оказаться, на задах сахаровского огорода, когда со стороны реки раздался тревожный вскрик, заглушенный низким, как хлопок ладошками-лодочками, выстрелом.
И голос, и выстрел были так неожиданны, что Пирогов остановился будто вкопанный, не смея перевести дыхания.
Эхо звуков дважды коротко ткнулось в окраинные горы, и наступила тишина.
Очнувшись, Пирогов резко повернул кругом и помчался назад, рискуя вывернуть ноги на осклизлой дороге - снегу в селе выпало мало, застывшая слякоть хранила бесчисленные глубокие следы колес.
В конце переулка Пирогов нос к носу столкнулся с Козазаевым.
- Ушел, зараза, - тяжело дыша, Павел возбужденно озирался по сторонам. - Саданул из обреза и тягу. Я ж говорил, на крайность пойдет…
- Ты-то цел?
- Мазанул он.
- Из дому вышел?
- Со двора. Должно, в сарае есть теплый угол, он там и отсиживался до поры, пока не прояснится горизонт. А тут понял и на запасную позицию отошел.
- Эта запасная, Павел, та самая, последняя, в горах. Но где, ума не приложу. В какую сторону он побежал?
- Да сюда куда-то. Я за ним. Но разве угонишься - бегать-то он здоров. А я еще не окреп после госпиталя.
Не ожидал Пирогов такой прыти от Сахарова. Думал, готовился поломать копья на нем, а оно вон как обернулось.
Он посмотрел на Козазаева. Павел покусывал нижнюю губу.
- Ты что хочешь сказать?
- Да чего… Припоминаю, с детства не любил я Сахарова. Боялся, пожалуй. Глаз у него нехороший.
- А конкретней.
- Черт знает. Вроде мужик как мужик. В партизанах состоял. В гражданскую. Чуть не убили там: отряд их на засаду напоролся. Так, Сахаров с двумя мужиками в Урсул бросился. Он их и вынес.
- И часто он так спасался?
- С мужиками надо поговорить. Отец мой хорошо знал.
- Ты, Павел, найди мне пару мужиков, кто знает Сахарова с тех пор. Меня последнее время история занимать стала. Динозавры, бронтозавры, пещерные люди.
- А ты опять с подходом.
- Работа такая…
…В доме по-прежнему было темно, будто ни вскрик, ни звук выстрела не пробились сквозь окна, не коснулись ушей бодрствующей старухи.
Пирогов требовательно стукнул в дверь. Старуха не подавала признаков жизни, и это говорило о том, что она тоже прислушивается к происходящему на улице и пытается понять, ушел Сахаров или нет.
- Вот, старая стерва, - проворчал Козазаев. - Я думаю, надо на нее девчат твоих отрядить. Они по-свойски договорятся быстрей. Не мужское это дело - с бабами брехать. А? Буди своих.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Поручив трем сотрудницам доставить бабку Сахарову, Пирогов с Козазаевым вернулись в отдел.
- Скидай шинель, - сказал Корней Павлович, раздеваясь. - Мы сейчас печку затопим, чайку согреем.
Павел стащил с плеч шинель, подкинув, ловко поймал здоровой рукой вешалку.
- Какой чай-то? - спросил, цепляя петельку вешалки за толстый деревянный колок.
- Малина.
- Годится. А то я прочие травы в рот не беру. У меня от них в животе все переворачивается. А тут, - он провел рукой от горла к животу, - кол стоит.
Пирогов сложил в топку дрова, принялся щепать лучинки. Краем глаза он видел, как мечется, не находит места Павел. И правда получается - фронт фронтом, а дома, в мирной обстановке, помирать в расцвете сил ох как не хочется.
- Ты садись, посиди.
- Ничего, - Павел остановился было, но тут же стал метаться опять. - Столько дерьма насмотрелся за один день.
- Сердишься?
- Да нет. Думаю, будь наоборот, и я так сделал бы. А все-таки обидно, конечно…
Корней Павлович подождал, пока разгорятся дрова, взял из-за печи закопченный литровый чайник, долил из графина.
- А скажи, лейтенант, чтобы в милиции, ну… как ты, при звании быть, надо школу закончить?
- Желательно.
- Ты-то кончал?
- Командные курсы я кончал. На границе служил.
- Понятно, - удовлетворился Козазаев. Похоже, его мало интересовало существо вопроса, но он просто не мог молчать, держать возбуждение в себе.