Эллисон Харлан
'Кайся, паяц!' - сказал Тиктак
ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
"КАЙСЯ. ПАЯЦ!" - СКАЗАЛ ТИКТАК
Всегда находятся те, кто спрашивает: "А о чем все это?" Так вот. Тем, кому вечно требуется интересоваться, кому вечно требуются все ударения и точки над i, всем тем, кому без конца требуется знать, что, куда и откуда, предлагаем нижеследующее:
"Именно так служит государству большинство - не столько как люди, сколько в качестве машин, своими телами. Они составляют регулярную армию, милицию; это тюремщики, констебли, понятые и тому подобные. При этом в большинстве случаев им совершенно не приходится применять ни собственное мнение, ни нравственное чувство - они низвели себя до уровня древесины, земли и камней. Когда-нибудь, может статься, смастерят деревянных людей, способных не хуже справляться с теми же задачами. Такие внушают не больше уважения, чем соломенные чучела или глиняные болваны. Цена им - та же, что лошадям или собакам.
Тем не менее обычно им подобные даже считаются за добропорядочных граждан. Другие - как, например, большинство законодателей, политических деятелей, юристов, священников и чиновников - служат государству преимущественно своими мозгами; а поскольку какие-либо нравственные различия они редко бывают склонны делать, то, сами того не сознавая, способны служить как Богу, так и дьяволу. И лишь очень немногие - герои, патриоты, мученики, реформаторы в высоком смысле и просто настоящие люди служат государству также и своей совестью, а потому чаще всего оказывают ему противодействие - и оно, как правило, видит в них своих врагов".
ГЕНРИ ДЭВИД ТОРО
"О гражданском неповиновении"
Здесь самая суть. Теперь начнем с середины, затем уясним начало - а концовка пусть сама позаботится о себе.
Итак, в силу того что этот мир был таким, каким он был - каким ему позволили сделаться, - долгие месяцы выходки Паяца не привлекали излишне пристального внимания Тех, Кто Обеспечивает Бесперебойную Работу Механизма, - тех, кто льет наилучшее масло на кулачковые валы и ходовые пружины Цивилизации. И лишь когда окончательно прояснилось, что невесть как и непонятно почему он сделался своего рода знаменитостью, а для "эмоционально неустойчивой части народных масс" (согласно неизбежной формулировке Администрации), может статься, и героем, дело было передано Тиктаку и его всесильному юридическому аппарату- Но к тому времени именно в силу того, что этот мир был таким, каким он был, - а также вследствие того, что не оказывалось никакой возможности предугадать, где объявится Паяц, - быть может, вспышка некой давным-давно исчезнувшей болезни вдруг снова разразилась в Системе, где иммунитет к ней опять-таки давным-давно был утрачен, пропал с концами, ищи-свищи, упомянутому Паяцу позволили стать слишком реальным.
Обрел он и форму, и содержание.
Он сделался личностью - тем самым, что уже много десятилетий назад из Системы устранено. Но так уж получилось - и нате вам! Пожалуйста! Вот он решительно впечатляющая личность! В определенных кругах - в средних, сказали бы мы, классах выходки его считались возмутительными. Фи! Вульгарное бахвальство! Скандал! Анархистские происки! В других слоях общества - там, где мысль подчинена форме и ритуалу, образчикам истинно достойного поведения, - все это вызывало лишь смешки.
А вот в самых низах - ох уж эти низы, где людям всегда нужны святые и грешники, хлеб и зрелища, герои и злодеи, - его считали Боливаром... Наполеоном... Робин Гудом... Диком Бонгом (Асом из Асов)... Иисусом... Джомо Кепьятой...
В самых же верхах, где любые колебания и сотрясения грозят сбросить богатых, влиятельных и титулованных с насиженных мест, в нем видели общественную угрозу... еретика... бунтаря... позорище... наконец, прямую для себя опасность. Все снизу доверху знали его как облупленного - но существенное для Системы значение имели только реакции верхов и низов. Самой верхушки и самого дна.
И вот его досье вместе с картой времени и кардиоплатой направили во всесильное ведомство Тиктака.
Тиктак: ростом метра под два. Немногословный, тихонько мурлычущий себе под нос. Когда все идет временносоответственно. Это Тиктак.
Даже в верхних эшелонах власти, где страх лишь порождали, но редко испытывали, его так и звали - Тиктак. Но за глаза. Прямо в маску никто бы так его не назвал. Никто бы не осмелился.
Попробуй-ка назови человека ненавистным ему прозвищем, если человек этот способен лишить тебя минут и часов, дней и недель - целых лет жизни. В маску к нему обращались как к Главному Хранителю Времени. Так было куда безопаснее.
- Здесь значится только то, кем он является, - с неподдельной мягкостью произнес Тиктак, - а не кто он таков. Эта карта времени, что в моей левой руке, содержит название, но название это говорит только о том, чем он занимается. Кардиоплата, что в моей правой руке, также содержит название, но это не имя, а кличка. К тому времени, как мне потребуется произвести надлежащий вычет, я должен буду знать, кто он на самом деле.
Всему своему служебному персоналу - всем сыскарям, всем легавым, всем зажопникам, всем винтилам и даже говноедам - Тиктак задал один-единственный вопрос:
- Кто такой этот Паяц?
И он уже вовсе не тихонечко мурлыкал. Временносоответственно слова его были резкими.
Таким оказался самый длинный монолог Тиктака, какой только приходилось выслушивать всему его служебному персоналу - всем сыскарям, всем легавым, всем зажопникам, всем винтилам... хотя, правду сказать, не говноедам, которых, как правило, все равно поблизости не оказывалось. Но даже они завертелись и затормошились, выясняя:
"Кто же такой этот Паяц?
Высоко-высоко над третьим уровнем города он забрался в аэролодку - в гудящие и трясущиеся металлические внутренности (тьфу ты! аэролодка! жалкий свистоплан с кое-как присобаченным корпусом от буксира!) - и принялся разглядывать лаконичные мондриановские конструкции окрестных зданий.