Эта иллюминация помогла ему заметить парня плотной наружности, с мягким овальным лицом, вышедшего из магазина с картонной коробкой в руке, в которой были две чашки с кофе и бутерброды. Другая, свободная рука болталась сбоку, как его учили, с тем чтобы можно было быстро выхватить оружие или сделать что-то еще, что может понадобиться на его пути.
Кроукер проследил, как он забрался в черный «форд таурус», припаркованный почти напротив забегаловки. Загорелся на мгновение свет в машине, и Кроукер успел заметить там второго парня.
Он был совершенно уверен, что это были люди Тони де Камилло. Он этому не удивился. Их с Маргаритой не трудно было обнаружить, особенно для человека, имеющего возможности Тони Д. В конце концов они пользовались «лексусом» Маргариты, не сменив даже номерных знаков. В этих условиях, Кроукер это понимал, было совершенно невозможно сохранить надолго в секрете место их пребывания.
Кроукер перестал размышлять о «таурусе» и его плечистых пассажирах, когда Маргарита приоткрыла дверь в ванную комнату. Там и так было слишком жарко и не было возможности отрегулировать термостат, а дополнительное тепло и пар от душа сделали пребывание в ванной просто невыносимым.
Запахи плесени и морского прибоя плавали, как пыль в воздухе. Парни в машине не предпринимали никаких шагов до приезда Тони Д. А он приехал только утром. Кроукер думал, как ему вести себя при их неизбежной встрече, чтобы никто не пострадал.
Он смотрел на двигающуюся за занавеской фигуру Маргариты и понимал, что ему надо заняться сейчас другими делами. Ему, как он чувствовал, нужно еще приспособиться к новой реальности, которая состояла в том, что это она, а не Тони Д., была наследницей владения Доминика Гольдони, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она держала в своих руках власть теневого мира Гольдони, в котором губернаторы, начальники полиции, судьи, конгрессмены... делают все, что она прикажет.
Он теперь видел, как Гольдони перехитрил их всех — фэбээровцев и их врагов. Он предоставлял важную информацию в ФПЗС, да, он выдавал тех, кто был около него, под его началом, для того чтобы там поверили, что он помогает им разрушить его империю. Но он не давал фэбээровцам никаких фактов о себе или о том, как он управляет своим владением. Его не прельстила спокойная жизнь, которую они создали для него в корпусе морской пехоты. Что же касается его врагов из семейства Леонфорте, то их внимание было направлено на Тони Д., который являлся ложной мишенью.
Если быть откровенным, а он считал, что сегодня как раз то время, когда надо быть предельно правдивым, Кроукер одновременно был напуган и восторгался умом Маргариты. Он никогда не встречал никого, похожего на нее, более того, даже никогда не представлял себе, что могут существовать подобные ей люди. Несомненно, общение с ней произвело на него глубокое впечатление от близкого столкновения с третьей силой. Маргарита была так далека и непостижима для его образа жизни, как если бы она была неземным существом.
Она вышла из ванной, завернувшись в полотенце. Казалось, для нее не существовало никаких запретов.
— Вы знаете мою душу, — сказала она, когда раздевалась перед ним, прежде чем пойти в ванную. — Почему я должна скрывать от вас свое тело? — Тогда она засмеялась. — Тони настаивал, чтобы мы выключали свет, когда занимались любовью.
Пожалуй, этот ублюдок Тони Д. был только практичен, подумал Кроукер, не осмеливаясь смотреть на работу его жестоких рук: рубцы и черные кровоподтеки в различных местах по всему ее телу.
Глядя теперь на силуэт в ванной комнате, Кроукер подумал, что мог бы любить эту женщину так, как не любил ни Гельду, ни Эликс. Но тут же стал сомневаться в своих чувствах. Мужчине очень легко в начале связи спутать любовь с похотью, убедить себя, что он чувствует что-то в своем сердце, когда на самом деле возбуждение происходит чуточку ниже.
Говорят, что мужчины ищут красоту в своих подругах, а женщины — силу в партнерах. Как много мужчин встречал Кроукер во время службы в отделении по расследованию убийств, которые были запуганы женщинами, имеющими силу? Как правило, срабатывал почти инстинктивный рефлекторный механизм. Интересно, что сам он никогда не испытывал ничего подобного. Действительная сила в женщине была такой редкостью, таким бесценным даром. Он считал, что она вызывала сексуальное желание. Этим также можно было объяснить нахлынувшее на него чувство.
Ночь и Маргарита.
— Почему вы так смотрите на меня? — Ее глаза, светящиеся в насыщенном паром излучении, исходящем от лампы в ванной, казались такими невинными, лишенными хитрости и уверток, что на мгновение Кроукер почти поверил, что их сегодняшнего разговора никогда не было, что она просто домашняя хозяйка, избитая мужем, прекрасная, желанная, одинокая, которой нужны кров и защита. Все бы было тогда так просто, и все его проблемы решились без этих теневых и светлых сторон гораздо более сложной реальности.
Он откашлялся и прошел мимо нее в ванную комнату.
— Мне нужно принять душ, — глухо произнес он.
Маргарита потянулась, обвила его руками. Он почувствовал нежный запах мыла и свежевымытой кожи.
— Слишком рано, — сказала она, — принимать душ.
Она подняла плечо, и полотенце соскользнуло с ее тела. Он почувствовал через рубашку, что она еще влажная.
— Вы пахнете, как зверь, — прошептала она, нагибая вниз его голову.
Ее губы раскрылись под его губами, мягкие и чувственные. Ее маленький язык скользнул по его зубам. Он думал, что должен сказать «нет», оттолкнуть ее от себя сейчас же, в эту самую минуту, когда все еще было возможно, но вместо этого он заключил ее в свои объятия.
Она издала гортанный стон, ее ноги поднялись, обхватили его и сомкнулись над его ягодицами. Кровать оказалась далеко, да она и не понадобилась. Ее груди прижались к нему, от нее волнами исходило тепло.
Их губы разомкнулись на мгновение, и он произнес:
— Тони...
— Я не хочу Тони, — выдохнула Маргарита. Ее руки были заняты его ремнем. — Я хочу тебя.
Он сохранил ясность ума, достаточную, чтобы понять, что он должен быть нежен с ней, какой бы страстной она ни стала. Он понимал важность этого, так как его чутье подсказывало ему, что Роберт был близок с ней. Роберт, который изуродовал и убил ее брата, кто вернул ей се собственную жизнь.
Она толкнула своими пятками его брюки, и они сползли на пол, дернула за пуговицы его рубашки. Держать ее было тяжело.
Кроукер оторвал ее от себя, опустил на пол, нагнулся на коленях над ней. Несколько долгих секунд он вглядывался в ее огромные, влажные, беззащитные глаза, в которых можно было прочесть стремление к нему, ее потребность в Роберте, се восторг от пребывания на пороге ее империи. Все это сливалось в один постоянно меняющийся узор, такой сложный и многообразный, что он сразу же почувствовал, что тонет в нем, абстрактное не становилось предметным. Он хотел бы затеряться в громком пульсе своей крови, заполнившей нижнюю половину тела.
Кроукер наклонил голову к ее груди. Свет, падавший из ванной, освещал выпуклые части ее тела, оставляя в таинственной тени мягкие изгибы и завлекающие извилины. От нее исходил специфический аромат. Он вдыхал его как фимиам, облизывал ее твердые, темные соски, проводил языком вокруг пупка, скользнул губами в центр легкого изгиба ее живота.
Маргарита испустила глубокий стон, сжала его голову с обеих сторон, пропустила пальцы через его волосы, ласкала их, в то время как в нее вошел его язык. Бессознательно она вздернула вверх ноги, ее бедра широко раскрылись. Он слышал ее прерывистое дыхание, и это разжигало его еще больше. В комнате были только эти звуки, ритмичные, глубоко эротические, похожие на всхлипывания, вырывавшиеся из самой глубины ее существа.
— О боже, о боже, о боже! — звучало в темноте. Ее голова качалась вперед и назад, мускулы ее напряглись, ее промежность поднималась к его губам и языку. Затем, продолжая подергиваться, она обвилась ногами вокруг его тела, стараясь прижать его ближе к себе, забрать в себя все больше и больше его, и тогда...
Наступили спазмы такой силы, что вся нижняя часть ее тела изогнулась над полом, как арка. Ее половой орган раскрылся, как цветок, ее пот смешался с другими более интимными выделениями. Затем наступила реакция — тяжелое дыхание, неровное, заглушаемое рукой, которой она прикрывала лицо.