Кроукер стоял на коленях, он слышал, как она пошевелилась. Маргарита встала на колени перед ним. Ее тяжелые груди были столь прелестны, что он потянулся и обхватил их своими ладонями. Она прикрыла рукой его биомеханическую руку, прижалась губами к его губам, затем слизала с его лица капельки своей же жидкости.
Ее голова опустилась, ее рот ласкал его соски. Она опускалась все ниже и ниже, покусывая, щекоча, пока его не поглотила целиком невероятная влажная теплота. Почти мгновенно он отодвинул ее от себя так нежно, как только сумел. Зная, о чем свидетельствуют ее кровоподтеки, он не мог видеть ее, смиренно склонившуюся над ним. Он хотел другого и для нее, и для себя.
Он лег на спину, привлек ее к себе и вскоре почувствовал, как его вновь захватила волна тепла. Она выгнула спину так, что ее груди поднялись вверх, села на него верхом. В этом непривычном положении вначале было неудобно, но экстаз постепенно нарастал.
Чувство от ощущения, когда Маргарита была на нем, а он в ней, было непередаваемым. Он держал в руках ее груди, глядя прямо ей в лицо. В колеблющемся свете она казалась одновременно большей и меньшей, чем была при, полном солнечном освещении, полной таинственности от множества секретов, которые она так бдительно хранила в себе.
Маргарита резко выдохнула воздух, отвела его руки от своих грудей и прижалась к нему всем телом. Ее бедра поднимались и опускались. Ее пальцы переплелись с пальцами из поликарбоната, графита и титана.
Ее глаза были широко раскрыты, лицо Маргариты почти прижималось к его лицу. Он провел языком по ее щеке, и она прошептала с благоговением:
— Я иду снова. Я не могу... Это...
Она закрыла глаза, ее пальцы ласкали его шею. Из глубины ее горла вылетали слабые звуки.
— Пожалуйста, — задыхалась она, — пожалуйста.
Он не мог сдерживать себя, да и не хотел этого больше. Он весь отдался наслаждению. Его ягодицы напряглись, вся его сила собралась в одной точке, затем обрушилась, как горный поток через пороги.
Они забрались в кровать, уснули в липком изнеможении в объятиях друг друга.
Когда они открыли глаза, серый дневной свет цвета старой устричной ракушки заполнял комнату.
— Мой детектив. — Маргарита улыбнулась и нежно его поцеловала. Они медленно освободились друг от друга, как бы не желая разрушать ту ауру, которая, подобно ночной тени, защищала их от превратностей и суровых испытаний реальной жизни.
Когда они принимали вместе душ, Маргарита сказала:
— Я говорю себе, что прошлая ночь была как загул, утоление голода и была неизбежной после всех бед, свалившихся на меня, и из чувства благодарности к тебе.
— И ты этому веришь?
— Нет, — сказала она, смывая мыло со своего тела. — Но я хотела бы верить. Это сделало бы будущее более простым.
Она хотела выйти из-под душа, но он обнял ее, повернул лицом к себе. Его настоящая рука закрыла большое черно-синее пятно на ее бедре. Она схватила его биомеханическую руку и прижала ее к своей груди.
У них не было другой одежды, кроме той, в которой они приехали. Пуговицы рубашки Кроукера рассыпались по полу как подтверждение того, что страсти прошлой ночи не были сном.
— В городе должно быть какое-либо заведение, где мы могли бы купить джинсы и рубашки, — заметила Маргарита.
Кроукер смотрел, как она надевает белье.
— Ты никогда не вернешься домой, правда?
Она посмотрела на него.
— Как я могу? Старой Маргариты больше нет.
— По-моему, проблема в том, что Тони не знает этого, и ты никогда не сможешь убедить его, что это правда.
— Не беспокойся о Тони, — ответила Маргарита, надевая туфли.
— Я не думаю, что у кого-либо из нас сейчас был выбор. Пара его молодчиков провела эту ночь по другую сторону дороги.
Маргарита пересекла комнату и выглянула в окно.
— Черный «таурус» слева от заведения «Цыплята и дары моря».
— Да, — заметила она, — рядом с ним теперь появился «линкольн таурус». — Она повернулась к нему: — Пойдем, если ты готов.
На улице им в спину подул прохладный мокрый бриз со стороны моря. Он шевелил еще мокрые волосы на голове Маргариты. Когда они переходили пустынную улицу, открылись передние дверцы «тауруса» и из него вышли те двое, которых видел Кроукер прошлым вечером. С удовольствием он отметил, что их одежда была так же измята, как и его, и что они и наполовину не были так спокойны, как он сам.
Тот, который купил кофе и бутерброды, подошел к «линкольну», открыл заднюю дверцу. Оттуда выпрыгнул Тони де Камилло. Он встал, слегка расставив ноги, и стал поправлять манжеты своей рубашки. Его глаза следили, как Маргарита и Кроукер направились в его сторону.
Кроукер испытывал странное, почти сверхъестественное чувство, как будто он оказался в центре перестрелки двух враждующих сторон на Дальнем Западе, завершавшей дикую и грубую историю, полную ненависти и мести.
Когда они наполовину перешли дорогу, двое парней двинулись им навстречу, но Тони Д. повернулся и тихо сказал что-то. Они остановились, уставившись на Кроукера. Их руки свободно висели по бокам. Он чувствовал, что они проклинают его за длинную, утомительную ночь.
Маргарита повернулась к Кроукеру и, повторяя действия мужа, сказала:
— Оставайся здесь. Дай мне самой все урегулировать с Тони.
Маргарита понимала, что ею руководила не столько храбрость, сколько внутреннее ощущение здравого смысла. Тони нашел ее. Ей было совершенно ясно, что самое худшее в этой ситуации — это позволить им встретиться всем вместе: Тони с его парнями и ей с Кроукером. Тогда ситуация определялась бы в мужском стиле: за сильной ссорой почти неизбежно последовало бы насилие. Она не могла позволить этого.
— Детка, — сказал Тони. Его темные глаза переместились с лица Маргариты на Кроукера. — Ты провела ночь с этим типом?
— Какое тебе дело?
— Иисус Христос! Потому что ты моя поганая жена, вот какое дело.
Он не сказал «потому что мы женаты». Это многое объясняло в характере их отношений.
— Тогда смотри на меня, — резко заявила Маргарита, — а не на него.
Его глаза переметнулись на нее.
— Есть проблемы, которые необходимо решить.
— Мы их решим.
— Ты ушла от меня. Ты спрятала ребенка.
— Франсину! — Она вышла из себя, кричала так, что ее слышали Кроукер и головорезы Тони. — Нашу дочь зовут Франсиной!
— Да, да. — Его губы сжались. — Я найду, куда ты ее спрятала. Думаешь, не смогу?
Маргариту удивили происшедшие в ней перемены. Его обычные запугивания лишь укрепляли ее решимость.
— О, я не сомневаюсь в этом. Но к тому времени найду для нее другое место. И я буду делать так снова и снова. — Она покачала головой. — Неважно, что ты думаешь теперь, Тони, но ты ее никогда не получишь. И знаешь, чем упорнее ты будешь пытаться заполучить ее, тем больше она будет ненавидеть тебя, и тогда для тебя все будет потеряно.
На какое-то время наступила тишина. Она слышала его дыхание и думала о том, как высоко подскочило его кровяное давление. До нее донесся звук какого-то движения за спиной. Она обернулась и увидела, что Кроукер переминается с ноги на ногу прямо за ней.
Тони наклонился вперед, так что его лицо было совсем близко от нее. Он не был побрит и вылил на себя слишком много одеколона. Она была довольна, что получила доказательства спешки, в которой он примчался сюда.
Когда он заговорил снова, его тон был ниже, более примирительный. Это был нежный Тони.
— Ты знаешь, что поступаешь глупо, детка. Не понимаю, зачем ты делаешь меня смешным в глазах этих ребят. Должен сказать, что после недавних событий и слухов о том, что Леонфорте начинают предпринимать какие-то шаги, твоя мораль начала как бы катиться по наклонной. Ты мне нужна дома, детка. Ты принадлежишь моей стороне.
— Единственным лицом, которое действует здесь, являешься ты, Тони. Красивый Тони, чуткий Тони. Ты расстрелял свои патроны, с тобой покончено. Я поняла это, но мне этого недостаточно. Настало время, чтобы и ты осознал реальную действительность.