Он украдкой смотрел на нее, не зная, как поступить с этим странным существом.
— Брось пороть чепуху, — заявил он с угрозой. — В конечном счете, ты же не хочешь иметь во мне врага.
— О Тони, я не хочу, чтобы мы были врагами. Но мы никогда не сможем вернуться к тому, что было раньше.
— Это единственное, чего я хочу, и я переверну небо и землю, чтобы добиться своего.
Теперь он напоминал обидевшегося ребенка.
— Я не собираюсь разводиться с тобой, не беспокойся. По крайней мере, сейчас. Существует одна непреодолимая причина не оставлять тебя — мы нужны друг другу. Доминик рассчитывал на то, чтобы ты служил для меня маской. Без твоего мужского фасада я не могу эффективно продолжать дело Доминика. Без меня у тебя не будет контактов Дома. Самое большее через шесть месяцев наша семья откажется от тебя, и ты станешь парией.
— Черта с два!
Она не сказала ни слова, понимая, что нужно время, чтобы он переварил эту правду, нашел путь, как спасти свое лицо.
— Ах, черт, — заявил он наконец. — Действительно, я всегда имел неприятности с некоторыми ветвями семьи: Инфантес, Делларкос. Я привык преодолевать внутренние распри в корпорации, чтобы спасти зад клиента. Это игра в совершенно другой мяч. Эти дерьмовые куски сала...
Они оба рассмеялись, впервые за очень длительное время.
— Да, — согласилась Маргарита, — этих вонючих кусков сала может оказаться целая пригоршня и даже больше, если они выйдут из подчинения.
— Может быть, мы нужны друг другу. — Его глаза выражали беспокойство. — Ты сейчас едешь домой?
— Нет. У меня еще есть дела.
— С ним? — Тони повернулся в сторону Кроукера.
— В том числе.
— Ладно, детка. Я его проверил, полностью сканировал. Твой друг не является фэбээровцем.
— Я знаю. Он рассказал мне. Он бывший полицейский, работал в Отделении по расследованию убийств в полицейском департаменте Нью-Йорка. Его даже до сих пор помнят в этом городе.
— Великий боже, детка, надеюсь, ты знаешь, что делаешь?
Маргарита чувствовала, как бьется ее сердце.
— Я тоже надеюсь.
— Это тип, от каких всегда предостерегал меня твой брат...
Он протянул руку, хотел коснуться ее, затем, по-видимому, раздумал. Его руки бессильно повисли.
— Я хочу, чтобы ты была осторожна с этим человеком.
— Не беспокойся.
— Как мне сдержать себя? Даже мысль о том, что ты имеешь дело с этим представителем закона, заставляет чесаться мои руки. Ты знаешь, что я имею в виду. Помнишь, когда я узнал, что «Уорнер Бразерс» собирается обмануть Эдди Ментора на семизначном контракте. Я спас для Эдди более миллиона, но здесь... — Он покачал головой. — Я не знаю.
— Я могу постоять за себя.
— Да. Ты это ясно дала понять.
Маргарита хотела сказать «спасибо», но для этого время еще не настало, слишком много обид он нанес ей. С некоторой болью она поняла, что, к сожалению, для него такое время может никогда не наступить.
— Относительно семейств. У Инфантес есть сын, Джои, который крутится вокруг Кейт, младшей дочери Делларкос. Они любят друг друга. Поговори с ними. Устрой их свадьбу.
— Пресвятая мадонна! Два капо убьют друг друга... если они вначале не убьют меня.
— Свадьба — это самый наилучший выход для всех. Ты увидишь... любовь детей зарубцует раны. За какие-нибудь шесть недель обе семьи станут лучшими друзьями. — Маргарита взглянула на него. — Так бы поступил Дом.
Она была готова повернуться и уйти, когда он спросил:
— Так что же насчет ребенка?
Она смотрела на него очень долго, потом сказала:
— Оставь ее, Тони. Франси больна. Она больна булимией, и мы, ты и я, сделали ее такой. Наши отношения развивались не в вакууме. Наша маленькая психодрама имела громадные последствия для Франси. Она страдает от ожогов радиации, излучавшейся нашим поведением. Я совершенно уверена, что ей необходим отдых от вас обоих.
— Ну что ж. — Он опустил голову. — Дерьмо.
Маргарита кивнула.
— Это, пожалуй, правильно отражает ситуацию.
Кроукер смотрел, как она уходила от мужа. Она не обернулась, но Тони Д. смотрел ей вслед до тех пор, пока она не присоединилась к Кроукеру, затем повернулся на каблуках, резко что-то скомандовал парням и забрался в темный комфорт «линкольна». Заработали моторы, и они уехали.
Кроукер откашлялся.
— Как все прошло?
— Прошло. Это все, что я могу сказать.
Маргарита выглядела уставшей, лишенной той бравады, которая придавала ей уверенность, когда она шла навстречу Тони.
— Давай позавтракаем, — обратилась она к Кроукеру, увлекая его вниз по улице. — К тому времени, когда мы закончим, откроется магазин Уайта.
Он кивнул, не сказав ей слова. Глядя на нее, он думал о том, какое воздействие оказал на нее Тони. Ему вспомнился странный момент, когда они вместе рассмеялись, это было так нелепо. Его смущало, что он так хотел узнать причину проявившейся между ними близости. Он жаждал спросить ее, но знал, что не сможет сделать этого, а ее молчание в продолжение всего завтрака подсказывало ему, что она не собирается ничего говорить сама.
Они прибыли в Вашингтон четырехчасовым дневным рейсом. Лиллехаммер, как и обещал, встретил их на аэродроме. Он выглядел как огурчик, как если бы прибыл сюда прямо из клуба здоровья. Одет он был щегольски, в черный как уголь костюм и белоснежную хрустящую сорочку. На его галстуке красовался глаз быка.
— Хорошо слетали? — спросил он, "разглядывая Маргариту проницательными голубыми глазами.
— Интересная пара деньков, — ответил Кроукер. — Это — Маргарита Гольдони де Камилло.
— Очень приятно, — Лиллехаммер представился ей. — Ужасно то, что сотворили с вашим братом.
— Я понимаю, — ответила Маргарита. — Пятно на вашем послужном списке.
— Не совсем так. — Лиллехаммер принял вызов. — Все в правительстве, кто знал Доминика, просто обожали его. За то, что он сделал, взял удар на себя, назвал имена, исправил ошибки своей жизни. Все это требовало настоящего мужества, и я, как бывший солдат, лично уважал его.
Это была интересная речь, даже хорошая, думал Кроукер. Но он не верил, чтобы она обманула Маргариту.
— Благодарю вас, — скромно произнесла она. Покончив с любезностями, Лиллехаммер провел их через запруженный людьми зал, вывел на улицу, где их дожидался большой седан с правительственными номерами и с работающим двигателем. По глубокому, хрипловатому звучанию мотора и характерному хлопку закрываемых дверей Кроукер понял, что машина бронирована.
— Думаю, я понимаю, насколько тяжело вам было согласиться на эту встречу, миссис де Камилло, — произнес Лиллехаммер, по-видимому, искренне. — Но мои коллеги считают, что только вы одна можете помочь нам найти человека, который убил вашего брата, и, поверьте мне, мы очень хотим сделать это.
— Почему?
— Извините? — Лиллехаммер поежился.
— Я спрашиваю «почему», мистер Лиллехаммер? — Маргарита прямо посмотрела на него. — Почему это так важно, чтобы вы нашли убийцу Доминика? Может быть, это просто вопрос гордости, своего рода — как лучше выразить это? — альтруизм по отношению к человеку, которым вы восхищаетесь и которого вы уважаете, но в то же время которого вы распинаете?
Кроукер собрал все силы, чтобы сохранить улыбку на лице, но Лиллехаммер покраснел.
— О боже, извините меня, мадам, — проговорил он, стараясь всеми силами сохранить спокойствие, — но ваш брат контролировал все строительство, производство и упаковку мяса, частные службы санитарии, игорные дома, проституцию и Бог знает, что еще, на Восточном побережье. Мэр Нью-Йорка не мог, извините, воспользоваться туалетом, не получив согласия от Доминика Гольдони. Так что я действительно не верю, что говорить о его праведности было бы уместно в данном случае. Рискуя обидеть вас, должен сказать, что ваш брат умер за свои грехи, — мы не имеем к этому никакого отношения.
Кроукер ничего не сказал, он видел, как Маргарита прикусила губу, а затем закрыла лицо рукой.
Автомобиль остановился, и они вышли. Они были в Вашингтоне, но, где точно, Кроукер не имел никакого представления. Лиллехаммер провел их в боковой вход монументального здания из гранита и песчаника, которых в городе было так много, что это, как ни странно, придавало унылость этим величественным, грандиозным сооружениям.