Одиннадцатого декабря прошлого года его труп, прицепленный к крючьям деревянной опоры, подобно мешку с отходами, был извлечен властями из Гранд-канала. Убийцы найдены не были, мотивы остались невыясненными.
Несомненно, над семейством Гольдони довлеет какая-то тайна и витает призрак смерти, однако ничто из прочитанного Кроукером не давало ключа к разгадке причин страшной смерти Доминика.
Лиллехаммер, обойдя труп, вновь подошел к Кроукеру.
— Вы уже освоились в этом зловонии? — Рот Лиллехаммера дернулся.
Кроукер улыбнулся, вынул из ноздрей специальные тампончики и моментально вернул их на прежние места.
— Хотелось бы знать, что случилось с головой, — сказал он.
— Возможно, убийца предал ее погребению.
— Для чего бы это ему делать?
— Для чего он все это сделал? Этот тип явный психопат, — пожал плечами Лиллехаммер.
— Вы так думаете?
— А какой еще можно сделать вывод?
— Не знаю. Но мой опыт подсказывает, что здесь возможны различные варианты и их очень много.
Из кухни они спустились в гостиную. Сквозь грязные стекла окна Кроукер мог видеть, как еще ниже опускаются облака. Он почувствовал, что напряжение спало, однако весь ужас, увиденный в кухне, все еще маячил перед глазами. Кроукер напрягал всю свою волю, чтобы отвлечься, переключить мозг на что-нибудь другое, избавиться от этого наваждения. Он начал думать о том, что им повезло, — самолет, на котором они летели в Штаты, успел приземлиться до начала шторма.
— Это и есть тот дом, который ФПЗС купила для Доминика?
— Разумеется, нет, — ответил Лиллехаммер. — Сюда его привезли... умирать.
Он достал записную книжку в обложке из крокодиловой кожи, раскрыл ее:
— Это место выставлено на продажу... сейчас скажу... вот, уже в течение восьми месяцев. После того как банк прибрал его к рукам, здесь никого не было.
— За исключением Доминика и его убийцы.
Лиллехаммер вынул миниатюрный карманный фонарик, и лучик света забегал по всем имеющимся поверхностям. Белые стены и потолки как бы бросали на них ответные взгляды и злорадно усмехались.
— А это что такое?
Кроукер замер на месте. Кружок света высвечивал влажное пятно, темневшее на белой стене. Мужчины принялись внимательно его рассматривать.
— Похоже, что это...
— Именно, — за Лиллехаммера ответил Кроукер, — следы пота.
Он вновь ощутил во рту привкус страха, впрочем, то же, видимо, творилось и с Лиллехаммером — комната как бы наполнилась зловонным дыханием зверя, привыкшего к крови и к бесчисленным жертвам.
И хотя сейчас они находились вдали от кухни, физическое напряжение, почти болезненное, стало невыносимым.
— Что-то здесь произошло, — заметил Кроукер. — Что-то ужасное... зловещее.
— Зловещее? — лукаво взглянул на него Лиллехаммер. — Что вы имеете в виду? Что может быть ужасней того, что подвешено там, на кухне?
— Не знаю... пока.
Кроукер провел лучом фонарика по всему пространству помещения. Пятно, эллипсообразное и почти полностью симметричное, напоминало указатель, подобно тому как воткнутое в землю копье показывало древним тропу в джунглях Юго-Восточной Азии.
Луч скользнул по плинтусам, по плоскости пола. Почтя у самых своих ног Кроукер заметил еще одно пятно, на этот раз меньшего размера, но более густое и вязкое.
— А это, несомненно, сперма, — раздался голос Лиллехаммера. — Не исключено, что убийца, перед тем как обезглавить и повесить, изнасиловал Гольдони.
— Нет, — возразил Кроукер. — Как вы сами отметили, здесь дело идет о ритуальном действе в отношении Гольдони — нечто вроде жертвоприношения. — Он взглянул на Лиллехаммера. — Насиловать жертву не разрешается.
— Откуда, черт побери, такая уверенность?
— Не знаю... Просто... чувствую.
— Да. Мне приходилось бывать в джунглях. Там чувства и ощущения — это все. Какие-то призрачные предчувствия могут спасти шкуру... Впрочем, и сбить с толку тоже.
Лиллехаммер вновь улыбнулся, обнажив хорошо видимые в свете фонаря шрамы в уголках рта со следами крестообразно наложенных швов — не самая приятная улыбка.
— Мне нужен этот ублюдок, понимаете? Мне просто необходимо до него добраться.
— Необходимо? Ну, раз вы выбрали псевдоним Агав, будем надеяться, что ваше стремление осуществится.
Лиллехаммер резко, с каким-то металлическим призвуком, усмехнулся, и его немалых размеров зубы клацнули, как челюсти у крокодила.
— Sure[12], — согласился он, употребляя один из своих американизмов. — Как-нибудь я вам все расскажу.
Вот это будет денек, подумал Кроукер. Он молча наблюдал, как Лиллехаммер наклонился, открыл свой маленький черный чемоданчик, достал оттуда пару резиновых хирургических перчаток и принялся собирать сперму.
— Я отдам это на анализ. Возможно, это и пустое дело, но при нынешнем уровне лабораторного оборудования вероятность удачи нельзя сбрасывать со счетов. Может быть, лаборанты определят по сперме какое-нибудь генетическое отклонение у этого типа, и это поможет нам выйти на его след.
Лиллехаммер являл собой сплошную загадку, и именно поэтому, подумал Кроукер, он согласился с ним работать. Объяснялось это просто — Кроукер сам любил все таинственное. Убийство его отца заставило сына выбрать профессию полицейского, а его собственное обостренное желание познать самые сокровенные закоулки человеческого бытия привело его в отдел по расследованию убийств.
— И до сих пор, тем не менее, — продолжал Лиллехаммер, закончив свое дело, — у нас нет ни малейшей догадки о том, что же здесь произошло.
— Не совсем, — возразил Кроукер. — Убийца участвовал в половом акте, и, наиболее вероятно, сразу же после того, как он убил Гольдони. Совершенно очевидно, что Гольдони был убит в кухне, там же ему выпустили кровь.
— Допустим. Возможно, он так возбудился от убийства, что мастурбировал до самой эякуляции. Это вполне увязывается с типичным поведением убийцы-психопата. Как правило, все эти типы — импотенты. Однако неистовая ярость, заставляющая их убивать, — сам процесс убийства — высвобождает их сексуальную заторможенность.
Угнетенная психика, потемки души.
— Возможно, — сказал Кроукер, — но в данном случае я так не думаю. Вспомните, какую картину мы увидели на кухне. Ни тени ярости — только дотошная и методичная работа. А возьмите аспект жертвоприношения. Одни только колдуны и шаманы исполняют такие ритуалы. Здесь сплошная психическая уравновешенность.
Казалось, Лиллехаммер готов был согласиться с этими доводами. Он вновь обвел взглядом комнату.
— Но если он не насиловал Гольдони и не занимался мастурбацией, то остается только одна гипотеза.
— Верно. Здесь был кто-то еще.
Они продолжили обход дома. Повсюду царила атмосфера затхлости, сырости, разложения, воняло скипидаром и старой краской. Коридор заканчивался допотопной ванной, выложенной кафелем в черную и белую клетку, мойка была вся в пятнах и подтеках, сидячая ванна, квадратная раковина с облупившейся эмалью, ни полотенец, ни коврика, только шуршание тараканов — давно уже Кроукер не видел такого убожества и запустения.
Рот Лиллехаммера вновь дернулся.
— Чувствуете запах?
Кроукер вынул из ноздрей тампончики.
— Господи! — воскликнул Кроукер, бросаясь к противоположной двери.
Она оказалась запертой. Кроукер поднял левую руку до уровня замка. Тонкий металлический стержень показался из кончика указательного пальца. Он ввел его в замочную скважину.
С неподдельным удивлением Лиллехаммер наблюдал, как Кроукер двигает стержень взад-вперед. Наконец раздался звучный щелчок.
— Красиво сделано! — воскликнул Лиллехаммер.
Кроукер повернул ручку замка и открыл дверь.
— Проклятье! Это что еще такое? — Лиллехаммер вытащил носовой платок и прижал его к носу и рту. — Здесь зловоние еще похлеще, чем на кухне.
— Кажется, мы нашли нашего третьего, — заметил Кроукер, входя в комнату.
На кровати лежала молодая женщина, или, точнее сказать, то, что когда-то было молодой женщиной. Ее кто-то распластал в форме звезды: руки, ноги и голова составляли пять ее лучей. На груди женщины зияли разрезы; сделаны они были так аккуратно, как будто тут потрудился хирург.