Кайтусь только забыл, как называются эти люди.
Мир так удивителен и загадочен.
Да вот хотя бы… Папа тоже когда-то был мальчиком, бабушка играла в куклы, и у мамы тоже была бабушка.
Разве не удивительно, что Кайтусь вырастет, у него тоже будут дети? Очень трудно понять.
Одно было, но давно. Другое ещё только будет. А третье есть, но далеко.
Есть и дальние страны. Там живут люди чёрного цвета.
И дети чёрные, и учителя в школе чёрные.
Кайтусь видел на улице негра, но не людоеда.
Бабушка говорит, что бывает чёрный, недобрый глаз: посмотрят на человека недобрым глазом, и он заболеет.
Отец говорит, нет, не бывает. А Кайтусь видел человека, у которого стеклянный глаз, настоящий стеклянный глаз!
Папа говорит, что волшебников нет, но есть индийские факиры. Факира можно закопать в землю, а он всё равно будет жить. Про это печатали в газете.
Но иногда и газеты обманывают.
Вот если бы можно было всё точно знать…
Кайтусю кажется, что раньше на свете было интересней.
Где сейчас Варшава и дома стоят, раньше были леса, болота и медведи. А в лесах укрывались разбойники.
Были рыцари.
Были короли в коронах.
Шестёрка белых коней везла золотую королевскую карету.
Было на что посмотреть.
Нападали татары. Врали в полон. Похищали детей и продавали в рабство туркам.
Были волшебные часы.
В доме у бабушки были такие волшебные часы. Большие, висели над комодом. Это ещё когда были живы бабушкины родители. Они тогда жили не в Варшаве.
— Бабушка, расскажи про часы, — просит Кайтусь.
— Так отец сердится, что я тебя пугаю, а ты потом неспокойно спишь.
— Бабушка, ну один разочек всего. Ведь я же и так знаю. И совсем не боюсь.
— Ну ладно. Старые это были часы, очень старинные.
— Золотые, — подсказывает Кайтусь.
— Не золотые, а позолоченные. Из дерева. Резные.
— И на часах была рука, а под рукой ключ, — подсказывает Кайтусь.
— Правильно. Внизу циферблат, а над ним рука и ключ.
— И часы не ходили, — говорит Кайтусь.
— И не ходили, и не били. Ни один мастер не мог их починить. Они висели на стене и ждали своего часа.
Кайтусь подсаживается ближе.
— А они большие были?
— Как картина. Над комодом висели.
— А рука большая была?
— Как твоя.
— Дальше, — торопит Кайтусь.
— Висят себе часы, не ходят, не бьют. Но когда в доме должно было случиться какое-нибудь несчастье, рука брала ключ, и часы били и звонили.
— А какой час? Двенадцать?
— Нет. Не помню. Я тогда молоденькая была, а твоя мама совсем маленькая. У неё и зубов даже ещё не было.
— И что дальше?
— Раз рука взяла ключ, и часы пробили на смерть дедушки. А однажды перед пожаром. А в последний раз я сама видела и слышала.
— А они громко били?
— Обыкновенно. Как часы.
— А рука долго держала ключ?
— Не помню, не буду обманывать.
— А пальцы руки двигались?
— Не помню, Антось.
Кайтусь тоже многое забыл, не помнит, например, как был маленьким.
— Бабушка, расскажи, как воры хотели отравить Азора.
— Да я уж тебе столько раз рассказывала. Были у нас две собаки. Азор был молодой, а Кадо старый и умный.
— И чуткий, — добавляет Кайтусь.
— Верный, умный пёс.
— Воры подбросили отравленную колбасу, — подсказывает Кайтусь.
— Да. Но Кадо сразу почуял. Нюхает колбасу, лает, а не ест.
— Бабушка, а про фельдшера расскажи. Такая смешная история.
— Да уж, и смех, и горе. Твоя мама заболела. И дедушка вызвал фельдшера.
— Кадо сидит на цепи.
— Да. Он сильный был. Мог разорвать чужого.
— И он сорвался с цепи.
— Сорвался и кинулся на фельдшера.
— А тот раскрыл зонтик.
— Ага. Вскочил на помойный ящик и зонтик раскрыл.
— А Кадо убежал.
— Погоди. Не спеши. Кадо поджал хвост, отскочил. Стоит с глупым видом и зовёт на помощь.
— Наверно, подумал, что зонтик стреляет?
— Ну, кто знает, что думает собака.
Кайтусь зевает. Спать ещё не хочется, но во всём теле истома.
— Смешно было, — говорит бабушка, — смотреть, как эта огромная собачища ела из одной миски с кошкой.
— С Муркой?
— Нет. Мурка раньше была.
— Расскажи.
— Ну, слушай. Только мы нальем Кадо в миску еду, кошка гут как тут. Вовсе она и не голодная, приходит просто подразнить. А Кадо ждёт, пока она выберет, что ей охота. Он голодный, сердится, пробует её оттолкнуть лапой. А она — ш-ш! Смеху было! — бабушка смеётся, хоть всё это происходило давным-давно.
Кайтусь тоже смеётся, хоть и не видел этого.