Когда-то они тонули вместе и воскресали вновь. Она становилась его отцом, а он – ее маленькой девочкой. Она умирала, и он умирал тоже. Их души следовали друг за другом по пятам.
Иногда у них было так мало времени для того, чтобы любить. Для того, чтобы сделать что-то.
I was Born and I Was Dead.
Иша стоит в соломенно-желтой траве рядом с глиняным домом, с его голубой двери от жары клочьями сходит краска, обнажая тут и там светлое дерево, которое все еще грезит о лесе. Она заходит в дом. Небеса темнеют, земля сотрясается, и с неба невероятными, бушующими потоками устремляется вода. Это происходит невероятно быстро. Вода покрывает все.
Вспышка.
Ясон видит свой большой живот и чувствует, как внутри пульсирует жизнь. Джагай рядом, и он нежно обнимает ее.
Вода-вода-вода, так много воды.
Джагай больше не дышит, и Асури тоже. Их тела медленно поднимаются к потолку. В следующее мгновение Иша – девочка, падающая со скалы. Еще секунда и все.
– Асури, ты снова ускользаешь от меня, – плачет он навзрыд. Ее душа уходит вместе с душами других воинов, а он остается один… Нет, рядом друг.
Он поможет.
Жертвоприношение, свет, новая жизнь.
Ясон не чувствует Ишу рядом. Она где-то очень далеко. Темная комната, холодное одиночество. Нет, кто здесь? Молчаливый мудрец, сидящий в углу. «Ты не позволила ему уйти».
«Да!» – кричит Ясон. Сейчас он снова Асури, которая бросается в ноги мудреца и умоляет не забирать Джагая с собой. Что на нее нашло? Нандини следует за ними, становясь братом, матерью, дедом, другом.
Всем, кто так нужен, кто так близок. Все переплетено, перепутано чудодейственной нитью во всех временах. Нандини-Дед-О. улыбается, она вобрала в себя столько обликов и сейчас показывает их как в калейдоскопе. От нее исходит чудесный свет.
«Как же нам выбраться? Что мы должны делать и куда идти?» – вопрошает Ясон. Он тих и смирен сейчас.
«Любить, – улыбается голос учителя, – и помнить о долге».
Он уже растаял, его нет.
Они больше не видят его, но святые мудрецы, которые всегда умиротворены и счастливы, дозволяют увидеть им иное. Джагай и Асури снова сидят на полянке перед домом, а рядом Нандини. В руках у нее гирлянда из пушистых оранжевых цветов, что она собрала утром в лесу. Она смотрит на них, а они смотрят на нее во все глаза и понимают, что просто нужно…
Любить. В том убегающем танце рук, крадущихся за кромкой солнца на кирпичной стене; в той вечной околдовывающей печали океанов, вздыхающих на грудях берегов; в том поезде, где все окна открыты и ветер бежит по вагонам, как свободная туча, гуляющая по просторным голубым небесам.
Любить. До самого последнего слова в столетней тишине, до самого невыносимо высокого пика, острого, словно игла, проткнувшая тонкую ткань твоих воспоминаний; до звезд, тихо падающих в нежное покрывало темных лесов.
Любить. Не говоря, не танцуя, не смеясь, не обнимая, но делая все это так, что даже и не выразить, сколь безумно и запредельно ты чувствуешь.
Любить до последней надежды, до выхода в сияние абсолютной красоты и чистоты, за пределы всех известных концепций бытия.
В ее глазах. В его глазах. Во всевидящих глазах на хвостах божественных павлинов.
Время танцует, и мы на его ладонях пляшем, как заведенные куклы. «И, пожалуйста, пожалуйста, – шепчем мы высохшими от экстаза губами, – не прекращайте музыку наших душ».
Любовь – это дом. Священный огонь на огромной поляне жизни.
То, что будет с нами всегда.
Даже когда нам придется расстаться.