Таким образом, очевидно, что Кирцнер отождествил свою концепцию не с тем понятием в системе Мизеса. В действительности он развивает концепцию предпринимателя-промоутера и, на мой взгляд, его идеи необходимы для экономической теории. В дальнейшем он дополнил свою концепцию понятием предпринимательского открытия и некоторыми другими деталями.
Любопытно, что некоторые разрабатываемые Кирцнером концепции нашли применение в психологических исследованиях личности предпринимателя. Традиционно, начиная с 1960-х годов личность предпринимателя исследовалась с точки зрения «мотива достижения» и «склонности к риску». Однако к концу 1980-х гг. эти исследования зашли в тупик. А в середине 1990-х гг. вновь возродились, только теперь центральной концепцией стала способность распознавать прибыльные возможности (opportunity recognition) с прямыми ссылками на Кирцнера.
Гр. С. Это не вопрос, а некое суждение, на которое я бы хотел получить ваш комментарий. «Человеческая деятельность» Мизеса, при большом объеме и теоретическом характере книги, имеет и явную прикладную направленность. Я бы даже резче сказал — это теоретическая книга, способная принести конкретную практическую пользу. Каждый параграф каждой главы имеет прямые выходы на действительность, на сегодняшние вопросы. Естественно, это качество книги предполагает, что читатель отнесется к ней вдумчиво. Кроме того, непременным условием является внимание, с которым нужно следить за мыслью автора. Глубина, которую мы привыкли связывать с энергичным и неряшливым бормотанием марксистов (а в последние 15 лет с вычурной стилистикой того направления, которое иронически называют «творчество современного философа и социолога Жана Белиберда»), у Мизеса облекается в очень ясные и краткие формулы. При этом ему удается получать выводы необычайной интеллектуальной силы.
А.К. Чем меня не перестает удивлять Мизес, так это способностью делать нетривиальные выводы. Ну, например. Принцип методологического дуализма. Принимается в качестве эпистемологического принципа научного исследования на основании того, что:
«рассудок и опыт демонстрируют нам две обособленные реальности: внешний мир физических, химических и физиологических явлений и внутренний мир мыслей, чувств, оценок и целеустремленных действий. И никакие мостики — насколько мы можем судить сегодня — не соединяют эти два мира. Одинаковые события ведут к разным человеческим реакциям. В то же время, разные внешние события иногда вызывают одинаковые человеческие реакции. На один и тот же стимул разные люди в одно и то же время и один и тот же человек в разные моменты времени реагируют по-разному. И мы не знаем почему».
Но Мизес на этом не останавливается. Эти его вроде бы академические эпистемологические рассуждения вдруг оборачиваются политическим выводом:
«Мы не знаем, как из столкновения человеческой индивидуальности, т. е. человека в том виде, как он сформирован наследственностью и пережитым опытом, и нового опыта возникают новые идеи и определяется поведение индивида. У нас даже нет предположений, как можно приобрести это знание. Более того, мы осознаем, что если бы такое знание было доступно человеку, и если, следовательно, формированием идей и тем самым волей можно было манипулировать так же, как инженер манипулирует машиной, то условия существования людей изменились бы коренным образом. Возникла бы непреодолимая пропасть между теми, кто манипулирует идеями и волей других людей, и теми, чьими идеями и волей манипулируют другие».
И тут он опять возвращается к эпистемологии:
«Именно отсутствие такого знания порождает фундаментальное различие между естественными науками и науками о человеческой деятельности».
Хотя, может быть, мне лишь привиделась здесь политика. Но уж больно раздражает мельтешение и суета доморощенных кандидатов на роль подобного рода диктаторов, так называемых «гуманитарных технологов». Раньше они именовались «социальными инженерами», обслуживали Агитпроп на вторых ролях. Теперь их статус вырос, услуги пользуются спросом. А метод не изменился — банальное промывание мозгов. По сути дела, насилие. Другому не обучены. Здесь напрашивается аналогия с феноменом физической боли. Вообще-то, боль — это сигнал об опасности, механизм самосохранения организма. А как некоторые пользуются тем, что другие люди ощущают боль? Правда, вроде бы, в последнее время их методы все чаще дают сбой. И они не знают почему. Вот и слава Богу, что не знают! Да здравствует методологический дуализм!