Итак, это история о том, как Азию видели изнутри, через работы, написанные на языках Западной и Южной Азии об обществах и культурах Юго-Восточной и Восточной Азии; или, говоря иначе, о том, как большинство мусульман и индуистов Азии на Ближнем Востоке и в Индии осмысливали буддийскую, синтоистскую, даосскую и конфуцианскую культуру Бирмы (ныне Мьянмы), Японии и Китая. Если не принимать единство Азии как должное, а посмотреть на то, как люди из разных ее регионов пытались понять друг друга, то мы отправимся в путешествие, которое станет еще более откровенным. И нашими попутчиками будут не только такие возвышенные идеалисты, как Окакура и Тагор, но и менее известная команда межкультурных исследователей. Именно эти во многом забытые личности пытались постичь народы, места и культуры, с которыми их столкнула имперская глобализация XIX - середины XX веков.
Подобно тому, как Окакура перенял идею "Азии" из Европы, внимательно изучив многоязычные результаты этих межазиатских исследований, мы увидим, что в то время как одни авторы опирались на источники и концепции из своих собственных традиций, другие черпали информацию и интерпретационные категории из европейских трудов. Было бы легко представить это как еще один случай деспотичного ориентализма: "дискурсивной власти" колониализма над умами людей, которые неявно не могли думать самостоятельно. Но, как мы увидим, как на индивидуальном, так и на коллективном уровне интеллектуальная история Азии гораздо сложнее, в ней есть место случайности и обдуманности, "агентству" и "случайности", а не только колониальной гегемонии. Будь то печать на местных языках, связь между Азией и пароходом или распространение информации о других азиатских культурах, европейские империи непреднамеренно спровоцировали революцию в области коммуникаций на всем континенте, которая в равной степени способствовала межазиатскому взаимопониманию, но и доминировала над ним.
Самопознание Азии происходило с помощью тех же коммуникационных технологий, которые способствовали колонизации, но представление этих событий в полярных терминах "Азия против Европы" не только затушевывает сложности того, как возникло межкультурное взаимопонимание на этом чрезвычайно разнообразном континенте. Это также скрыло бы противоречия, присущие утверждению об азиатском единстве: Декларация Окакура о том, что "Азия едина", в свою очередь, поднимает невысказанный вопрос: на чьих условиях это единство?
Как оказалось, ни один из имплицитных ответов на этот насущный вопрос, предложенных в последующие десятилетия, не удовлетворил разных людей из всех регионов Азии. Причина заключалась в том, что слишком часто "Азия" представляла собой воображаемое пространство для проецирования себя, а не живую среду для встречи с другим.
Поэтому, хотя сторонники азиатского единства разделяли общую внешнюю повестку дня антиколониальной политики, они расходились во мнениях относительно внутренних критериев, культурных или политических, того, что именно связывает Азию воедино, и тем самым относительно вопроса о том, кто - какие конкретные люди из какого региона или сообщества - должны определять условия единства. В течение десятилетий после декларации Окакура были представлены различные конкурирующие критерии, будь то Азия как "Великая Индия" или "Великая Япония"; как область потенциального обращения в бахаизм или ислам; или как буддийская федерация, которую японцы и индийцы боролись за руководство в тот самый момент, когда китайские модернисты отвергали религию как причину упадка своей страны. Даже экуменическая модель "духовного Востока" Тагора, стремившаяся к хитроумно туманному согласию между совершенно разными религиозными традициями, потерпела крах, когда ему противостояли воинствующие японские националисты и ученые китайские секуляристы.
Иконы азиатизма: Рабиндранат Тагор и Окакура Какудзо. Викимедиа Коммонс.
И вот в первой половине XX века конкурирующие, а иногда и сотрудничающие сторонники азиатизма пытались примирить свою риторику о единстве континента с фактами культурного разнообразия. В этом отношении мечту об азиатском единстве подрывало огромное культурное богатство континента, его непревзойденный спектр литературных традиций на различных языках и письменностях, сложный спектр правовых кодексов и этики, а также обилие философских и религиозных систем. Даже когда казалось, что две области Азии исповедуют одну и ту же религию - например, ислам или буддизм, - при ближайшем рассмотрении оказывалось, что эти традиции сильно разошлись с тех пор, как впервые пустили корни в богатую культурную почву разных регионов.