Однако не все тексты на урду опирались на достоверные прямые данные, и в печати продолжали появляться более древние фантазии. Одна из таких работ, опубликованная в 1930 году, - "Chin aur Bengal ka Jadu" ("Бенгальская и китайская магия"), в которой давались простые инструкции для более чем сотни различных заклинаний, чьи цели варьировались от лечения больных до предсказания будущего, в основном путем копирования нумерологических квадратов для изготовления талисманов. Как следует из названия, Китай оставался частью мистически туманного Востока, который, если смотреть из Лахора, где был напечатан этот сборник, начинался в тысяче миль к востоку, в Бенгалии.
Тем не менее, зарождающиеся прямые связи между индийскими и китайскими мусульманами обеспечивали более надежный, хотя и все еще проблематичный поток данных. Таким образом, поколение спустя после того, как индийские миссионеры, такие как 'Азми Дихлави, мечтали обратить Японию, внимание было отвлечено открытием огромной общины мусульман в Китае. При этом считалось, что их численность гораздо больше, чем на самом деле. Благодаря сочетанию завышенных оценок христианских миссионеров и данных неточной переписи населения, в середине 1930-х годов число мусульман в Китае доходило до 50 миллионов человек, что составляло примерно одну восьмую часть всего населения Китая. Для индийских мусульман, все больше сталкивавшихся со своим статусом меньшинства на фоне конкурирующих индийских национализмов времен заката британского империализма, эта завышенная оценка делала китайских мусульман естественными союзниками в качестве единственного в Азии исламского меньшинства сопоставимого размера. Столкнувшись с ограниченной, устаревшей и викарной информацией о Китае, доступной на урду, местные мусульманские интеллектуалы нашли прибытие Хая в Индию необычной возможностью получить прямое понимание своих китайских единомышленников.
Поэтому, взяв на себя роли географа, историка и этнографа, Хай столкнулся с необходимостью объяснить свою страну и сообщество на языке и в терминологии, понятных его хозяевам. Как объяснил его наставник Надви в своем предисловии к книге Хая:
Мусульмане Индии в основном не знакомы с условиями жизни китайских мусульман; более того, они даже не знают, процветают ли китайские мусульмане в настоящее время. В Индии самая ранняя информация о [китайско-мусульманских] отношениях поступила от бывшего профессора Алигархского колледжа г-на Арнольда, в книге которого "Проповедь ислама", вышедшей в 1896 году, на двадцати страницах, со страниц 115 по 334 [sic], описана история распространения ислама, а также некоторые подробности о религиозных условиях китайских мусульман, основанные на европейских источниках. С тех пор индийские мусульмане жаждут узнать о нынешнем состоянии своих братьев-мусульман, поселившихся так далеко.
Вступительное слово Надви указывает на молчаливого партнера в этом межазиатском разговоре. Ведь Надви принял христианскую миссионерскую концепцию видения религиозной истории в терминах преднамеренных программ распространения. Здесь он использовал термин "иша'ат", который был также принят новыми мусульманскими миссионерскими организациями, такими как Ахмадийя Анжуман-и Иша'ат-и Ислам (Ахмадийя Общество распространения ислама), которые к этому времени достигли Китая. Что касается английской книги, на которую он ссылается, то это "Проповедь ислама" сэра Томаса Уокера Арнольда (1864-1930), написанная как либеральный контрпротест поздневикторианской эпохи против прежних христианских утверждений о том, что ислам был распространен насильственным путем с помощью меча. Опираясь на обширную библиотеку востоковедов и миссионеров, изучавших ислам к 1890-м годам, Арнольд представил контрповествование о мирном распространении, которое охватывало всю Азию вплоть до Китая.
Позитивная картина Арнольда оказала значительное влияние на мусульман следующего поколения, получивших высшее образование, отчасти благодаря его преподавательской должности (как упоминал Надви) в Англо-ориентальном колледже Мухаммадана в Алигархе, где он познакомил наставника самого Надви, Шибли Нумани, с европейскими методами исторических исследований, а позднее - в Правительственном колледже в Лахоре. С 1904 года по частям, а затем полностью в 1913 году, "Проповедь ислама" была переведена на урду, особенно ее раздел о Китае, а к 1920-м годам ее влияние распространилось еще дальше благодаря турецкому переводу, изданному в Стамбуле, где мы ранее слышали, как Нумани описывал индийского переводчика книги о Китае на турецкий язык. Она даже цитировалась в статье, написанной китайским мусульманином для миссионерского журнала Ахмадийя. Но когда Надви писал свое предисловие к книге Хаи на урду, его целью было процитировать Арнольда на первой странице, чтобы показать важность книги Хаи "Чини Мусулман" как информационного поворотного пункта, который сделал устаревшей старую зависимость от европейцев.
Однако если Хай рассматривался как улучшение виртуальных европейских информаторов о Китае, то он также был в некотором роде мусульманским эквивалентом более ранних азиатских протеже христианских миссионеров. Ведь он также получил религиозное образование от своих мусульманских наставников, которые открыли для него институциональные двери и международные сети, преследуя свои собственные самопроектируемые или самозащитные цели. Но, как и у многих новообращенных христиан Азии, у Хая были и свои собственные цели. Они нашли свое выражение в его книге, когда он пытался сбалансировать интересы своих покровителей с потребностями своих соотечественников, чтобы создать укрепляющие союзы с зарубежными мусульманскими союзниками.
Во вступлении Хая, которое последовало за предисловием Надви, была сделана попытка объединить эти две повестки дня. "Зарубежные страны очень мало знакомы с условиями жизни китайских мусульман, - начал он, вторя Надви.
До сих пор многие уважаемые люди даже не знают, есть ли в Китае мусульмане. Одна из причин этого заключается в том, что в течение долгого времени китайские мусульмане не поддерживали отношений [бе та'люк] со своими внешними братьями, так что они стали забытым народом. А другая причина заключается в том, что о них не было написано ни одной книги, которая бы должным образом объясняла их образ жизни. Несомненно, христианские миссионеры написали книги о китайских мусульманах, но они написаны с их особой точки зрения и также имеют свои недостатки. Чувствуя этот недостаток, за последние несколько лет я исследовал китайских мусульман через китайские источники. Я хорошо знаю, что мои братья-мусульмане жалуются на то, что китайские мусульмане сидят в своем отдаленном уголке Дальнего Востока [aqsa-i sharq], совершенно без связей, так что люди извне не могут встретиться с ними и не могут увидеть своих братьев извне. Поэтому я написал эту книгу, чтобы попытаться разрешить эту жалобу. . . Как видно из этого введения, китайские мусульмане больше не хотят сидеть в одиночестве в своем углу: их сердца и души жаждут встречи с вами и взывают к вам с большой любовью и искренностью.
Несмотря на это эмоциональное завершение, Хай, как и Надви, использовал новую лексику профессионального исследования, которая стала визитной карточкой поколения ученых, выходящих из университетов и современных семинарий. Надви задавал тон, цитируя конкретные страницы из Арнольда, но и он, и его протеже ссылались на источники (махазун, зарийун) на новом критическом языке современных мусульманских историков. Как пояснил Хай, индийским мусульманам больше не нужно было полагаться на викарные переводы и информацию из вторых рук христианских миссионеров: теперь они могли обратиться к китаеведу-мусульманину, который без предубеждения опирался на китайские источники. Но, поскольку писать книгу пришлось в Лакхнау, вдали от библиотек его родины, это оказалось не таким простым предложением, как казалось, ведь межкультурное взаимопонимание редко бывает одиночным делом.
Межазиатский самоисторик
В первых главах книги Хая "Чини Мусулман" представлена история мусульман Китая от первоначального введения ислама до революции 1911 года. Однако это не было простым делом - перевести на урду последовательность событий и событий, которые были четко установлены и согласованы. Ведь история - это не просто изложение фактов, известных или неизвестных, сохраненных или забытых, общих или скрытых от посторонних глаз. Она постоянно перестраивается и переосмысливается, используя новые факты и категории, повествования и императивы, в ответ на меняющиеся требования различных периодов, каждый из которых имеет своих новых авторов и аудиторию. В первые десятилетия XX века это было особенно актуально для двух азиатских регионов и сообществ, между которыми Хай пытался передать исторические знания.