Мы привыкли быть самыми большими и важными, и мы ненавидим оставшуюся мелочь за то, что она уже в целых восемь раз крупнее нашей «великой и необъятной». Мы целую вечность сидим на своём Полярном кругу и целую вечность гавкаем на мир, который меняется, как жизнь, и, как жизнь, проходит мимо. Мы как будто мстим всем «им» за то, что нам тянуться до их благополучия, как до «того света», и, однажды дотянувшись, мы на долгую память аборигенам оставляем широкую, от души, по-русски, как мочой на снегу, выведенную имперскими вензелями роспись в своём невежестве.
Мы ненавидим «их» за то, что это «мы» выиграли Войну, но победа осталась за ними. За то, что у них есть свобода изъявления воли, а у нас – право голосовать за бессменного. За то, что они мылом моют улицы, а мы – намазываем мылом верёвки. За то, что испанец с гитарой в руках, грек с веткой оливы, англичанин с тростью и ирландец с ножницами для стрижки овец так и зыркают, подлюки, как бы напасть на нас, таких духовных, и захватить, чтобы отнять последнюю тельняшку.
Мы ненавидим себя за то, что у нас остался всего лишь один повод для гордости – 9 мая. За то, что даже с помощью первой космической ракеты мы так и не смоги перелезть с телег в безопасные автомобили, что так и не переобули кирзу на удобную обувь, что так и не сменили рупор на технику чистого воспроизведения звука. За то, что самым надёжным и качественным жильём в Москве до сих пор считаются дома, возведённые пленными немцами, а мы ничего путного своими руками делать так и не научились, кроме того, как махать киркой на лагерных рудниках да перегонять нефть в самогонку.
Мы ненавидим своих предков за то, что разбазарили их достояние и прокутили их наследство, что в душе не осталось ничего, о чём со слезами восхищения пели Тургенев, Гоголь, Чехов, Бунин, Тютчев, Пушкин, Есенин, Шукшин. За то, что сами, добровольно, обменяли молочную сладость великого и могучего на приправленный жаргонный хруст и разговорный иноземный смак. Звонишь в Министерство культуры, а попадаешь в прачечную. Книги пишут райтеры, их читают ридеры, а пользуют – юзеры. Фрилансеры креативят, продюсеры пиарят. В супермаркетах – дисконты, в найтклабах – пати. Всюду лузеры, а коучи косплеят на бэкстейджах. Утешает только одно: что милицию в полицию пока не переименовали...
Любите речь родную, граждане, уважайте её – это единственное, что у нас ещё осталось своего. И наша самобытность, и наша историческая правда, и наша общность, и наша индивидуальность, и границы нашей глупости, и безграничность внутренней свободы – всё там, всё в языке нашем. Русский язык – это не хуторское наречие какое-нибудь, сохраняемое из сочувствия к малым народам. Это мировой культурный памятник, воздвигнутый на славянском основании из лучших европейских материалов: латинского, немецкого и французского. Из этого языка составлены целые фонды фольклорной мудрости и песен; на нём созданы тысячи уникальных библиотек художественной, научной и методической литературы, а переводы книг и фильмов на него всегда красочней и ёмче, нежели оригиналы.
Вы хоть куда с ним, с русским языком. Он аж до Киева вас доведёт! На нём вы можете «Евгения Онегина» читать в авторской задумке! На нём Белинский писал Гоголю письмо[8], отмеченное подвигом храбрых! На нём часы могу идти, когда лежат, и стоять, когда висят, а фраза «Косил косой косой косой» может ввести в когнитивный диссонанс любого, кто русского не знает!
------------------------
[8] Вероятно, имеется в виду знаменитое письмо В.Белинского (1811–1848), написанное им как комментарий к «Выбранным местам из переписки друзьями», опубликованным Н.Гоголем отдельной книгой. Это письмо характеризует столкновение и размежевание мировоззренческих концепций и определяет дискуссию об ответственности и нравственном авторитете писателя. Оно стало символом нонконформизма в императорской России, и лишь за его прочтение можно было запросто угодить на каторгу. (С.О)
-------------------------
Скажите на нём «Вы помните?.. Вы всё, конечно, помните. Как я стоял, приблизившись к стене, взволнованно ходили Вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне»; послушайте, как «все мы светлой грустью освещаем часовенки своих сердец» – и ваша грудь развернётся. И вы, наконец, улыбнётесь. Ладно я такой хмурый – я родного друга только что похоронил, но вы-то, господа, улыбайтесь! Поверьте, это куда действенней, чем толкаться локтями.