Что-то я раскомандовался сегодня. Вспомнилось, как однажды мы с Женькой чинили старый патефон, купленный за гроши у какого-то деда, которому не на что было приветить внучат. Вернее, Женька чинил, а я командовал. Тут подкрути, там подверти. Но любимым моим было: «Хватит, пойдём». Женька не послушался меня, доделал. И заскрипел на семидесяти восьми оборотах Александр Вертинский.
— Ну пойдём уже, хватит, — вздохнул я.
— Пойдём, — выдохнул Женька.
И мы пошли. Обратно к деду. С патефоном. Женька сказал, что теперь тот сможет продать его подороже.
Женька был добряк. А я брюзга. Зануда. Я недоволен, настойчив, нетерпим. К себе –особенно, кстати. Я жить хочу не как принято, за косым забором со злющей собакой, а как моя мама хотела бы, чтоб жил – счастливо, по образцу savoir vivre[9]. И что же – я зануда после этого, брюзга? Да хоть бы и так – пускай, я в своём дневнике нахожусь и могу себе здесь всякое позволить. Я бы с радостью поделился этим с кем-то ещё, но... нет Человека. Потому я и сел за дневник, потому и выбрал его как вид испражнения, что после Женьки поговорить больше не с кем. Остаётся испытывать терпение бумаги. Рубить правду-матку втихаря на этих никчёмных, туалетных страницах...
------------------------
[9] Фр. savoir – уметь; vivre – жить. (С.О)
------------------------
Семейный триллер. Продолжение
«Любовь текла размеренно и плавно, как молочная река, огибая крутые выступы и орошая сладкие, плодородные берега совместной жизни. Но то ли солнце их сердец припекало слишком, то ли затор какой случился по течению – скисла речка, заквасилась. И вместо обильного цвета и богатых урожаев принесла лугам гниение застоя.
И вроде бы всё менялось постепенно, но изменилось как-то неожиданно, вдруг. И никто из них не смог бы внятно ответить – когда и почему. Просто – раз, и голоса стали звучать по-другому, и глаза по-другому стали смотреть. Фокус размылся, и в его отражении картина семейного благополучия предстала нестройной мозаикой из тысячи разрозненных кусочков.
С тех пор Она часто просыпалась ночью. Проснётся, откроет глаза, посмотрит в потолок, посмотрит на него – а Он спит, как будто у него всё было отлично, и тогда Она тоже успокаивалась.
Но однажды ночью Она лежала на боку, нервно кусая губы и вея холодом без любви оставленной плоти, а мысли в голове спутывались в комок: «Что случилось?.. Почему?.. Ведь он никогда не был таким раньше... Наверно, у него кризисный возраст. Конечно, у него – кризисный возраст. Но мне-то что делать? Я же не хочу вот так всё оставить... А как же тогда быть? Встряхнуть надо как-то... Как? Как вернуть его к жизни?..»
С этим Она проворочалась часов до четырёх, а в пятом не выдержала – встала и быстро набрала номер.
— Алё, — послышался сиплый, заторможенный голос с того конца провода.
— Дорогая, это я... Извини меня... Ну лапуль... Я знаю, который сейчас час... Я знаю, что я «редиска такая», но у меня не было другого выхода. Мне очень нужна твоя помощь. Просто необходима. Тут такое, понимаешь... Я не могу завтра... И по телефону не могу... Я забегу к тебе сейчас, ладно?.. Ну пожалуйста!.. Ну, я тебя очень прошу!.. Я не шучу, лапуль, правда... Спасибо, заенька, я мигом. Целую.
Она повесила трубку, быстро оделась и вышла, оставив мужа прикидываться спящим в одиночестве. Подруга жила в этом же доме, на несколько этажей выше, поэтому путешествие к ней было лёгким и совершенно безопасным...»
2003, Март (4)
10 марта
Дневник – это место, где в одинаковой степени рады мне и всем моим друзьям. Всем, о ком, рассказывая, перо летит без оглядки вскачь по гладким строчкам. Женьки теперь нет. И больше не будет. Ищу силы, чтоб окончательно с этим примириться, и верю, что мне помогут в этом другие мои близкие тире дорогие.
Однажды вскользь и без сравнений упомянул о некой Ире. Об Ируське, как я её называю. Но кто она и что делает в моей жизни?
Любовниками мы точно никогда с нею не были. Обходились и обходимся без грязи. То, что существует между нами, не поддавалось описанию ни тогда, когда всё это по малолетству началось, ни сейчас, когда словарный запас ощутимо пополнился. Никто, в том числе и мы сами, не в состоянии до конца постичь всю глубину таинства, высоту духовности и безбрежную чистоту наших отношений. Какие-то попытки предпринимал в своё время Зигмунд Фрейд, но и он, извиваясь мыслями исключительно промеж собственных теорий, не найдя взаимосвязи, вскоре бросил это дело за полной безнадёжностью как-то в нём разобраться.
Природу наших чувств друг к другу нельзя ограничить ни одной из известных взаимностей. Это, скорее, симбиоз самых достойных и лучших человеческих флюидов. Квинтэссенция. Эдакий хмельной, газированный коктейль. С удивлением обнаружив, что с противоположным полом можно прийти к согласию не только в вопросе «Который час?», мы наполнили чашу знакомства горячим личным интересом, окропили его схожестью во взглядах, для аромата покрошили туда наличие вкуса, приправили теплом нерастраченных чувств, здоровым цинизмом всё это усугубили и, пожелав друг другу приятного аппетита, приступили к трапезе, смакуя, облизываясь, но ни в коем случае не пресыщаясь.