Оно остановилось, осмотрелось и влюбилось. Безответно. И в разбитом сердце стали рождаться стихи. Поэт страдал, оплакивал свою судьбину, терзал бумагу рифмами «всегда-никогда», купал в слезах чернильные строчки, но великой поэмы о жизни, которая, как известно, полное говно, так и не кончил, потому что благополучно влюбился опять, и всё опять стало вокруг «голубым и зелёным».
На радостях я начал петь. То есть, я и раньше пел, но, как правило, не выходя из туалета, а тут меня разрывало на всю округу из открытого настежь окна. Стало понятно, что важнейшим из искусств для нас является песня и без песни дальше никак. Настала пора овладеть музыкальным инструментом – и я овладел: научился бацать на губной гармошке. Хотел сколотить на этом фундаменте феерический поп-рок-метал-джазовый бэнд, и идею даже поддержали, но репертуар малолетних рецидивистов не очень лёг на мои носогубные трели, а другого вечно пьяный дворовый гитарист Алик не знал, и дело как-то не пошло.
Я убрал губную гармошку в ящик и взял в руку перо. Чужих книжек уже начитался – захотелось почитать из своего что-нибудь. Но для того, чтобы прочесть что-нибудь ненужное, надо сначала написать что-нибудь ненужное, а у меня для этого не было таланта. Однако я упёрся и наработал кой-какие способности при помощи труда. Сперва это были пересказы драматичных разговоров с отцом моей возлюбленной из шестого класса «А». Потом я поднялся до сценок в школьном КВН – настолько гениальных, что ни школьники, ни педагоги не хотели марать о них свою репутацию. И так пришла пора трагедий. Я писал о подростках, открывших истину, и о взрослых, которые ничего в истинах не смыслят. Постепенно, от страницы к странице, я добрался до того, что сам стал таким же взрослым и с меткостью беллетриста принялся изобличать невежество подростков, плюющих, как в колодец, в мой уникальный жизненный опыт. В конце концов я научился тому, что все – и подростки, и взрослые – одинаково хороши, больше никого не наставлял, никем не притворялся и ухватил-таки парочку литературных премий для начинающих писателей, которым больше нечем заняться.
Издательства таких не замечают. И несут признание мимо. Но мне всё равно легче живётся, когда я вижу, как подрастает стопочка моих авторских стараний, моя свобода и независимость от дивана. И чем выше эта стопочка, тем меньше мне нужно чего-то ещё. Развлечения, знакомства или новый магазин дизайнерских шмоток открылся – мне не интересно. Низменные потребности сведены почти до нуля. Жаль только, что жрать хотеть не перестаётся. И денежки, как ни крути, а всё-таки пока ещё нужны. Значит, нужно увольняться с работы.
Логично? Нет. Противоречиво? Да. А это как раз то, что нужно, чтобы в творчество, как на дно глубокого колодаца, упасть. Давно пора – чувствую, на подходе шедевр. Настоящий такой, минут на сорок сидения в рабочем кабинете. Бумаги-то хватит? Прёт шедевр, не удержать. Ой, всё – я побежал!..
Семейный триллер. Начало
«Середина лета. Погода стояла теплее обычного. В северный город наконец-то въехала тёмная ночь, будто вернулась в свой дом, сданный её белым подружкам на каникулы. Прогревшийся за день ветерок тихо шуршал мягким, сетчатым тюлем у настежь распахнутых окон и распространял по спальне, как блаженство, подхваченную в воздухе звёздную пыль.
Она была молода и, конечно, прекрасна. А Он молча лежал на спине. Она придвинулась, прижалась к нему сзади и с кошачьей мягкостью легла ему щекой на плечо. Её тело постанывало от только что пережитой бури удовольствия, а нежная, безо всяких признаков загара, белая кожа ещё пылала восторгом молодых и жгучих забав. Она потянулась слегка и понежилась, а разнузданный ветер, играя тенью от занавесок, открывал, а после, словно устыдившись собственной наглости, снова прикрыл её наготу. Глазами большими и бездонными, как женское «да», Она смотрела на него, рассчитывая если не на продолжение ласки, то хотя бы на её справедливое, логическое завершение.
— Скажи что-нибудь, — чувственно шепнула Она, прикрыв ресницами лучики счастья.
Он вздохнул, заполнил паузу кашлем смущения и едва слышно пробурчал, даже не взглянув на ту, которая рядом:
— Спокойной ночи.
Затем Он небрежно провел рукой по её волосам, без желания поцеловал в лоб и отвернулся, чтобы тут же уснуть. Но немедленно очнулся от прикосновения чего-то обжигающе влажного к его плечу. Оттуда, где Она лицом прилегла к его телу, Он заметил два сверкающих хрустальных комочка, стремительно бежавших вниз по его груди, расстилаясь в две влажные, блестящие дорожки.