- Оно длинновато, - заметила Роза, освободившись от горячих объятий девочки, - но я тебе его укорочу.
- Во всяком случае у нее будет прекрасное пальто, которое она долго сможет носить, - сказала Сесиль.
- А когда же я его надену? Ах да, да, - Эли в полном восторге поглаживала пальто, - я его надену на рождественские каникулы, когда мы поедем в Париж. Ты, тетечка, правда, этого еще не знаешь: дядя Жан пригласил нас на рождество в Париж.
- Вот и хорошо, голубчик; вам не придется оставлять меня одну, я буду тогда в Маракеше.
- В Маракеше!.. - воскликнула Сесиль. - Ты хочешь поехать в Маракеш? Когда ты это решила? Как же это так? И мне ничего не сказав! Сколько ты там собираешься оставаться?
- Всю зиму. Так нужно, Силетта. Мы это решили с Жаком. Я хочу видеть, пока еще есть возможность, ту страну, в которой живет мой сын, чтобы запечатлеть ее навсегда в памяти, наглядеться на моих внучат, пока я еще в состоянии это сделать.
- Значит, окулист не дал тебе надежды?
- Два, три года, возможно и побольше, если я не буду утомлять зрение. Я вернусь, Сесиль; можешь не беспокоиться. Я не представляю себе, как буду жить инвалидом у сына и невестки; я рассчитываю больше на тебя, чем на своих детей. Ты мне поможешь собраться с духом… Ты ведь знаешь Флору, знаешь, что мы не ладим. Я не могла ни минуты побыть с Жаком вдвоем; она все время следила за нами и, как только видела, что мы остаемся одни, принимала все меры, чтобы этому помешать. И все же это она больше всего настаивала на моем приезде к ним. И это она мне всегда пишет, потому что мой дорогой сынок даже матери ленится написать. И, как это ни странно, от нее я получаю известия о моем сыне и внуках.
- Жак тебе не пишет, но не сомневаюсь, он очень любит тебя… - пыталась встать на его защиту Сесиль, которая сама ненавидела писать. - Он был идиотом, что женился на женщине только потому, что у нее красивые глаза и хорошая фигура. Но что делать, раз они счастливы?
Роза вздохнула:
- Флора так говорит о марокканцах, - просто возмутительно! Ну, посмотрим на месте. Я еду двадцатого октября через порт Вандр. Уже забронировала себе место и получила билет, - добавила она ласково, чтобы смягчить впечатление от последних слов (ведь Сесиль могла, чего доброго, попытаться отговорить ее от этой поездки).
- Малыши, по-моему, очень изменились в Рояне: Ги не так нервен, а наша козявочка - само очарование. Я привезла фотографии. Вы увидите, как они прелестны, мои внучата.
По всему было видно, что она счастлива, полна материнской нежности к сыну и внукам. Сесиль не захотела нарушить ее настроение. Эли тут же стала рассматривать фотографии ребят. Пухлые, почти совсем голенькие, детишки были сняты на роянском пляже. Эли, любуясь ими, вскрикивала от восхищения.
- Посмотри, мама, на мою кузиночку Катрин, на моего кузена Ги. Как они прелестны! - Да, это были ее кузены, она чувствовала, что богата родственниками.
- А маме ты ничего не привезла? - на ухо Розе шепнула девочка.
- Конечно привезла. Дай-ка мне другую коробку,
Бабетта. - Роза вынула из нее жакет простого покроя из мятой желтой шерсти и элегантную серую юбку.
- Но для чего это? - жалобным тоном протестовала Сесиль. - Для чего ты мне это купила? Я не отрицаю, что все очень красиво, но мне это совсем не нужно.
- Как это не нужно? Тебе зимою нечего надеть. А этот костюм тебе пригодится и для автомобиля, и для школы. Примерь.
- Завтра. Я уже два раза меняла платья ради тебя, ты же не захочешь, чтобы… - Сесиль ненавидела переодеваться.- Ты преувеличиваешь, - у меня, по крайней мере, пять - шесть платьев и костюмов в полном порядке.
- Сшитых шесть или семь лет тому назад.
- Они еще в прекрасном виде.
Обсуждение с Сесилью туалетного вопроса было всегда делом щекотливым. Она привыкала к своим платьям только через год или два, и они всегда казались ей свежими и не вышедшими из моды. Роза прибегала к разным уловкам, чтобы освободиться от них или их переделать. Случалось, что Сесиль замечала на Тоньо штанишки, сделанные из материи знакомого ей узора: «У меня как будто есть такая юбка?» - спрашивала она Розу. «Была», - говорила смеясь Роза. Следовал град упреков. Сесиль, которая никогда никому не отказывала в деньгах, которая так охотно раздавала цыплят со своего птичьего двора, плоды из сада, куски солонины или мяса, становилась настоящим скаредом, когда дело доходило до платьев. Она даже злилась на Розу и упрекала ее в мотовстве, а та не мешала ей высказаться, не обращая на ее слова никакого внимания. Эли, всегда согласная с Розой, не осмеливалась вмешаться, потому что гнев Сесили обрушился бы на нее. Сесиль в этом отношении походила на своего отца: она очень не любила тратиться на «тряпки» и годами носила платья.