- А представь себе, что девочка унаследовала жестокие инстинкты эсэсовца?
- Ты бы это заметила. Бабетта не жестока, она любит животных, особенно тех, которые несчастны; она любит маленьких детей. Ты же сама видела, как ваша Мими привязалась к Бабетте, не могла без нее обойтись; только и слышалось «Где Эли? Где моя Эли?» И сколько терпения проявляла Эли, играя с этой малюткой! Правда, она часто прибегала к нам жаловаться, что малышка заставляет ее исполнять все свои прихоти. А как она нежна с ребенком Анетты!.. В ней много нежности, но мы часто ее обрываем, и ты, и я, потому что мы уверены, что она разыгрывает комедию. Но правы ли мы? Она иногда смотрит на тебя такими любящими глазами; ты не замечаешь этого взгляда, но я его вижу. Она любит тебя. Подумай, Сесиль, не отвергай сердца, отдавшегося тебе с таким доверием.
Под наплывом этих страстных слов, сказанных в защиту ребенка, Сесиль не нашлась, что ответить. Она молчала, подготовляя доводы для борьбы против Розы, против ее поспешного решения, великодушного в отношении девочки и сурового - к ней, к Сесили.
- Ну, ложись спать, дочь моя. Очень поздно, два часа ночи. Ты, конечно, это преодолеешь, но сейчас вид у тебя очень плачевный. Иди постарайся уснуть. Завтра ты снова об этом подумаешь.
Сесиль, которая не в состоянии была лечь в постель, еще долго бродила по дому. Время от времени хлопала, открываясь или закрываясь, какая-нибудь дверь. Роза, прислушиваясь к каждому шагу молодой женщины, понимала ее волнение, с трудом сдерживаясь, чтобы не подняться с постели и не прийти ей на помощь. С одной стороны, конечно, тяжело Сесили потратить оставшиеся молодые годы на воспитание дочери немца, по всем данным, эсэсовца, а с другой - ведь она сжилась с девочкой, положила столько сил, чтобы ее перевоспитать, и бросить ее на произвол судьбы не могла.
Каждая из женщин готовилась назавтра продолжить борьбу, от которой зависела судьба ребенка.
Сесиль, отстаивавшая девочку от нападок Жана Монзака и его жены, сама удивлялась, что может утверждать противоположное, выступая против горячей защиты Розы.
ГЛАВА IX
Роза вставала раньше всех и готовила первый завтрак до прихода Марии, поденщицы. Она будила Эли и заставляла ее подняться с постели, потому что девочка с трудом просыпалась и могла тут же снова заснуть. Покуда она одевалась, Роза возилась на кухне, заваривала кофе, грела молоко и делала бутерброды; потом напускалась на Сесиль, которую тоже нелегко было добудиться,- утренний сон и у нее был очень крепким.
Сегодня утром, в то время, как чайник кипел на электрической плитке, веселая мелодия раздалась в доме. Эли сразу же прибежала в ночной рубашке, а Сесиль пришла в такой восторг, что, еще полностью не раскрыв глаза, вскочила с постели.
- Что это такое? - спросила она, завязывая пояс халата и отбрасывая тонкими пальцами колечки своих черных волос.
- «Песнь горшечника» в исполнении Молоджи. Я еще привезла тебе пластинку Ива Монтана… Все-таки я нашла способ поднимать вас с постели, лентяйки вы этакие!
Лицо Сесили, измученное бессонницей, прояснилось; Эли, готовая танцевать когда угодно, взяла за талию мать, и они сделали несколько туров вальса.
- Ну, я снова ложусь, - заявила Сесиль, когда пластинка кончила вертеться, - я совсем не спала; занятия сегодня у меня с десяти, спешить мне некуда. Я прекрасно буду слушать лежа в постели. Поставьте пластинку с Ивом Монтаном и принесите мне завтрак. Вы обе можете меня побаловать, прежде чем… прежде чем Роза уедет в Марокко.
пел Ив Монтан.
Когда Эли принесла матери на подносе завтрак, она сразу же заметила две иллюстрации, вырезанные из журнала, которые лежали у Сесили на ночном столике.
- Что это такое, мама? Они не были здесь вчера.
- Вот этот, в полосатой одежде, - заключенный в концлагере, он похож на Поля. Таким Поль был незадолго до смерти.
- Бедный папа, такой худой!.. Это ужасно! - девочка вся дрожала. - А тот, который здесь с нарядной дамой?