Мальчишки же, думавшие только о том, куда бы приложить свою энергию, играли во дворе в мяч, испуская громкие крики.
- Я заехала к вам,-сказала Сесиль, гладя по голове Эли, которая стояла, прислонившись к ней, - чтобы просить называть девочку Элизабеттой Монзак, а не Перье. Ваша предшественница это делала., Я считаю Эли своей дочерью и, хотя формальности еще не выполнены, она носит мою фамилию.
- Хорошо, так и будет, - ответила молодая девушка, которая за эти два дня имела возможность разузнать о своих учениках, особенно об этой холеной девочке, на которую остальные школьники смотрели во все глаза, ерзая на скамейке, когда она назвала ее Элизабеттой Перье. Поняла она и то, что произошло во дворе во время перемены и чему тогда не придала значения: толкотня и крики - «Перье! Перье! Пш! Пш!», которые слышались со всех сторон.
- Боюсь, - сказала она, думая, что ее хотят упрекнуть за то, что она не остановила детей, смеявшихся над Эли, - боюсь, что мои ученики, особенно девочки, дурно обращались с Элизабеттой из-за этой фамилии. Если бы я знала… - Она была очень мила, эта молоденькая учительница, с улыбающимся лицом и ямочками, полная желания всем угодить.
Эли круто повернулась; глаза ее были полны слез; она сделала вид, будто рассматривает узор на жакете матери. Пришлось утешить и приласкать ее.
Сесиль и Роза пригласили молодую девушку, которая приехала издалека и чувствовала себя здесь чужой, приходить к ним в «ля Трамблэ».
Когда Эли села в машину, чтобы ехать домой, она позабыла о своем горе и испускала,, крики радости. Девочке так редко приходилось радоваться за ее короткую жизнь, что она не знала как и когда уместно проявлять это чувство!
Роза, понимая, как взволнована Сесиль, приказала Эли замолчать.
В пятницу, возвратившись около двенадцати часов из школы, Эли увидела Марию, которая привезла на тележке чан с бельем и развешивала в саду простыни. Девочка, подпрыгивая, подбежала к ней и принялась развешивать мелкое белье.
Гарсиа, младший брат Марии, который был обручен с Анеттой Плессис, дочкой фермера, проезжал в это время по дороге. Не сходя с велосипеда, он остановился, одной ногой опираясь на землю, и стал болтать по-испански с сестрой. Мария - добродушная толстуха, - поглаживая рукой простыню, которую только что повесила, громко смеялась, отвечая ему пронзительным голосом. Разговор затянулся. Наконец, дружески распрощавшись, Гарсиа уехал, и Мария, все еще улыбаясь, принялась за работу. Она удивилась мрачному лицу девочки.
- Ну-ка, ну-ка, Мария, поторапливайся, голубушка,- говорила женщина самой себе.- Муж, брат и Тоньо будут раньше тебя дома. Ты еще даже не кончила своей работы.
- Если бы вы не теряли время на болтовню, вы бы уже давно все кончили, - строго заметила Эли. - Вы, кажется, забываете, что за это время мама вам платит.
Сесиль, подъехавшая на своей машине, видела всю сцену и, хотя не расслышала слов, но сразу догадалась, что Мария обижена. Девочка, наверно, чем-то ее оскорбила.
- Что случилось?
Мария, не отвечая, забрала узел с мелким бельем, которое Эли так и не успела развесить, потому что все делала очень медленно. Поденщица избегала смотреть на Сесиль, - слезы подступали к горлу, она не могла говорить.
- Эли, чем ты обидела Марию? Что ты ей сказала? Ну, повтори.
Эли повторила. Больше всего удивило Сесиль, что девочка, казалось, нисколько не стыдится того, что сказала; она только боится пощечины, которой, конечно, ей не миновать.
Она ее получила и разревелась.
- Как ты смеешь так говорить с Марией? - набросилась на нее Сесиль. - Что на тебя находит, я тебя спрашиваю? Моментально беги домой и чтобы больше этого не было, не то я задам тебе хорошую порку.
Девочка, идя по садовой аллее впереди матери, обернулась и сказала, все еще плача:
- Мне больно.
- Так тебе и надо; я дала тебе пощечину в наказание, а не для того, чтобы тебя приласкать. Можно подумать, что ты никогда не раскаиваешься ни в своих дерзостях, ни в глупостях и что боль ты испытываешь только от пощечины.
- Я скажу Франсису, что ты дала мне оплеуху.
- Тогда скажи ему, что получила две! - крикнула Сесиль, вторично ударяя девочку.