По временам Франсис Вернь, пользуясь тем, что она погружалась в свои мысли, наблюдал за нею; он старался понять, о чем она думает, разгадать причину размолвки между ним и Сесилью, которую он любил уже десять лет и не мог разлюбить. Она обескураживала его. Нет, если он и сегодня не сумеет с ней объясниться, то больше сюда не приедет. Он чувствовал себя виноватым, не зная, в чем его вина, но твердо решил, что его ноги здесь больше не будет, если она откажет ему даже в дружбе.
Франсис узнал мебель, когда-то стоявшую в тулузской квартире Поля Монзака, чудесные книги из его библиотеки. Он взял одну, другую, стал их перелистывать и взглянул на Сесиль. Все вещи были ему знакомы еще с той поры, когда родилась его любовь, и хотя он и научился скрывать свои чувства, все же он сказал:
- Здесь все напоминает мне наши студенческие годы в Тулузе. Мы были счастливы, не отдавая себе в этом отчета. Тогда ты относилась ко мне с доверием. А теперь… Ты все сюда перевезла?
- Да, я отказалась от тулузской квартиры и окончательно осела здесь. Мне нравится работать в коллеже в Больё. Роза оставила за собой комнату в своей квартире; нам этого достаточно, мы редко бываем в Тулузе. - Казалось, что она хочет заявить: «Я устроила себе холостяцкую, одинокую жизнь». И Франсис все больше терял надежду, он чувствовал себя ненужным в жизни женщины, которую любил.
- Чего-то не хватает в комнате, - сказал он, осматриваясь кругом. - Чего же? Ах да, рояля. Куда ты девала его рояль?
- Рояль я подарила.
- Подарила? Кому?
- Жаку.
- Ты подарила инструмент твоего мужа Жаку, сыну Розы? Почему ты это сделала?
- Жак хороший пианист. Я же, ты сам это знаешь, совсем не музыкантша. Я не подходила к инструменту с сорок третьего года, с ареста Поля. Я очень многим обязана Розе, которая меня воспитала, вот почему я и подарила рояль Жаку; ему очень хотелось его иметь.
- Я уверен, что он им вовсе не пользуется… Видишь ли, Сесиль, с роялем я бы на твоем месте расстался в последнюю очередь. Поль Монзак любил этот инструмент; столько вечеров он играл на нем для нас, для тебя и для меня! Помнишь? Да это предательство! Ты предала Поля Монзака!
- А ты? - Эти два страшных слова были произнесены, прежде чем она осознала их. Что ответит Франсис?
- Я? - ответил он в изумлении. - Как я мог предать Поля? Ты считаешь, что любить тебя, любить женщину, которая была его женой, просить ее руки - предательство?
Она стояла возле шкафа, не поднимая на него глаз, перелистывая книгу.
- Ну, скажи, разве это предательство?
- Нет…
- Вот видишь, тебе самой приходится с этим согласиться. Это ты предала жизнь, отказавшись от человека, который любит тебя и которого ты, может быть, тоже любишь. Это ты предала, подарив инструмент Поля, забросив музыку, а он ведь так хотел, чтобы ты играла на рояле. Ты из верности к нему восстановила этот дом, ты занимаешься имением и фермой, но делаешь это только потому, что тебе это нравится, а не по какой-нибудь другой причине.
- Ах так! - гневно крикнула она, глядя на него, и тут же выбежала из комнаты и направилась к Розе на кухню. Роза заметила, что у нее лихорадочно горят глаза и пылают щеки.
- Брось все это, - сказала Сесиль, подвязывая фартук. - Я без тебя приготовлю завтрак, иди побудь с ним, - мне невмоготу.
- В чем дело? Вы поссорились?
Сесиль мотнула головой; она не в состоянии была говорить.
Эли не хотела оставаться с матерью, которая решительно была не в духе.
- Тетечка, можно с тобой? - попросила она.
- Идем.
Девочка, весьма заинтригованная, взяла за руку Розу, догадываясь, что у ее матери с Франсисом что-то произошло.
Они еще не дошли до библиотеки, как Франсис показался в дверях и, спокойный, словно ничего не случилось между ним и Сесилью, направился с Розой и ребенком на кухню.
- Не могу прийти в себя от удивления. Чего вы только здесь не понаделали. Я и не знал, что у Сесили столько вкуса и что она любит детей. Вот моя маленькая приятельница даже пришла меня встречать.
Эли, только ждавшая поощрения молодого человека, бросилась ему на шею, стала называть дядечкой и увела играть на насыпь. Франсис взял ребенка за плечи, отодвинул от себя, чтобы лучше разглядеть, и спросил:
- Надеюсь, ты хорошая девочка и ничем не огорчаешь твою маму?
Эли замялась.
- Ты ее любишь?
- Люблю, а ты, ты тоже ее любишь?
- Я? Ну и нахалка же ты, как я вижу, - сказал улыбаясь Франсис.
Сесиль в окно видела и слышала их. Франсис кружил Эли, подбрасывал ее, сажал к себе на плечи. Радостные и вместе с тем испуганные крики девочки сливались с хохотом молодого человека.